Небо в алмазах (СИ)

— Понятия не имею, Лизок, но скажу точно, — прикосновение мягких губ к виску, всегда поражающих Лизу своей мягкостью, дало осознать, что, собственно, Кос размышлял о только о ней, — что ты у меня точно принцесса!

— А ты? — это школьное прозвище так и не отвязалось от Павловой. Вот только с принцессой были рядом хулиганы, и особенно преуспел тот, кто сейчас летит с ней в Ленинград.

— Говорят, что драконище проклятое, — Кос поглядывает на свои командирские посеребренные часы, желая поскорее оказаться там, где чувствуешь твердую землю под ногами. — Кентавр! Железо!

— Драконище, ты на самолете лететь не хотел, а мне не страшно.

— Ну половина дела сделана — в самолет запрыгнули! Свалимся вместе!

— И, наверное, это главное.

— Надо на будущее учесть…

— Что ещё?

— Никуда тебя не отпускать, а то, гляди, ничего не боишься…

Лиза покачала головой, прижимая нос к гладкой щеке молодого человека, и закрывая глаза, приглушенно и тихо проговорила, будто таилась:

— Есть то, чего я на самом деле боюсь, Кос.

— Да, брось, чего тебе со мной бояться?

— Знаешь ли… — девушка не желала говорить о том, что поняла ещё весной восемьдесят третьего, когда взрослые напряженно молчали, не зная, как рассказать о смерти родителей. — Давай, только, я расскажу тебе об этом… Потом!

— Я всё равно достану! — шепчет он совсем тихо, видя, что Лиза безнадежно изображает сонливость.

— Нет, я расскажу тебе страшную правду, когда мы станет корявыми старичками.

— Старикан в маразме, а бабка с клюшкой? Зашибись…

— Заметь, это не я придумала.

— Ладно, раз не хочешь говорить — не лезу.

— Солнце, — Лиза снова раскрыла перед Космосом аккуратный фолиант, — прочитай мне ещё!

— Как скажешь…

Выстрел — гласило название повести, начинавшейся на восемьдесят девятой странице. Космос и Лиза даже не задумывались, чтобы это могло значить…

Комментарий к 89-й. Большие надежды

Космос/Лиза:

https://vk.com/photo-171666652_457239310

89-й. Гляжусь в тебя, как в зеркало

OST:

— Secret Service — Flash In The Night

Елена Владимировна Чернова, именуемая близкими детским прозвищем «Ёлка», давным-давно перестала чему-то удивляться. Пусть и лет-то ей, в самом деле, было не так много. Тридцать восемь. Она молода, красива и притягательна, как и в желанные двадцать пять. Но слишком часто судьба оборачивалась оборотной стороной, породив в Елене чувство полной готовности к любой перегрузке. Старший брат был прав, говоря о том, что это качество незаменимо. Будь подготовлен даже к хорошему.

И потому, когда Лиза радостно заявила, что выходит замуж… Пришлось лишний раз убедиться, что в жизни всё зеркально повторяется. Где-то все это она уже слышала, видела, уверяла в правильности собственного пути, и… Только это была не Лиза, а Лена Павлова. И исповедовалась она не тётке, а родной матери, и получила куда более суровый ответ…

«Никогда и ни за что… Он не фарцовщик, не диссидент, не враг народа… Ещё хуже! Кровь не вода!»

Потом непослушная дочь узнает — история похуже, чем у Монтекки с Капулетти. С таких долго не снимается гриф секретности. Родители молчат, а дети недоумевают, почему из-за чужих обид они должны лишиться счастья. Одиннадцатого марта семьдесят третьего Ёлка готовилась биться головой об стену, только бы мать перестала чинить им с Лёней препятствия. Испугал ли материнский гнев своенравную дочь, спустя час сбежавшую из запертой на все замки квартиры? Лишь добавил в поступки толику решимости.

Ключи старшего брата, найденные в отцовском столе, стали тому подтверждением. Уходить надо быстро, не оглядываясь. Мать считала, что зять второго секретаря обкома Ленинграда не мог быть евреем? Зазорно лишиться того, что предоставило им государство — особенно просторной двухэтажной дачки под Гатчиной, где Октябрина Станиславовна выращивала розы без шипов. А дочь не жаль?

Дачу все-таки отнимут, когда Владимира Александровича Павлова отзовут с посольской должности, отправляя на почётную пенсию. Мать, убитую новостью, хватит удар, граничащий с безумием. Будет разбито и зеркало в родительской спальне, и дорогой китайский фарфор. Придется ломать дверь, чтобы увидеть сломленную ненавистью немолодую женщину в полуживом состоянии.

У Ёлки затрясутся ладони, Лёшка с Татьяной будут попытаться поднять Октябрину Станиславовну с пола. Лиза, приехавшая в гости с родителями, спрячется на руках могучего деда, не двигаясь с места. Они будут с разочарованием смотреть на то, как доживает последние минуты близкий человек. Но до этого еще далеко.

Ёлка в очередной раз подумала, как сильно любит старшего брата, и, накинув на себя драповое пальто и аляповатый пуховый шарф, убежала из дома. Думая, что навсегда. Отец не будет держать зла, а что до матери… Она свой выбор сделала, и между ними никогда не было добросердечия. О чём жалеть? Лена свято уверена, что права во всем, переминаясь с ноги на ногу у казарм военной академии. Притоптывала легкими ногами, замерзала, ждала, не имея возможности уйти.