Я повернулась, разглядывая себя в зеркало: темные волосы, забранные в высокую прическу; безразличное лицо под маской искуссного макияжа; бриллиантовый кулон, подаренный Бодей сегодняшним утром; и темно-синее платье в пол, которое выглядело слишком помпезно.
Если честно, было ощущение, что вместо праздника мне предстояла пытка.
— Девочки, время! — напомнила нам мама. — Пора спускаться.
— Хорошо, — в последний раз взглянула на себя, поправив цепочку с кулоном. Они отчего-то казались слишком тяжелыми. — Пойдем.
— Хоть бы пережить этот дурдом, — проскулила еле слышно за моей спиной Валька, и я мысленно её поддержала…
Интересно, как долго может прожить человек после остановки сердца? Секунду? Две? Три? Мое сердце не билось уже на протяжении минуты, а я все еще жила…
— Отомри, — шепнули мне на ухо, но тут мог помочь разве что электрошок.
Темная рубашка, темные брюки — весь в чёрном. Как будто не на праздник собирался, а на похороны. И волосы, как всегда, в беспорядке. И взгляд яркий, пронзительный, от которого хотелось убежать, но я стояла, будто заколдованная, и смотрела. Прямо в небо.
— Прекрасно выглядишь, — а вот и тот самый электрошок. Его голос зарядами пронесся по коже, запуская мое сердце, и оно тут же начало неистово колотиться в учащенном ритме.
— Спасибо. Ты тоже, — я насилу разлепила губы, отворачиваясь.
Сашка все-таки не уехал. Нет, он не обманул меня в лесу. Марков действительно собирался уезжать, о чем незамедлительно сообщил всей нашей компании в тот же вечер, это-то и стало проблемой…
Богдан, заслышав объявление Сашки об отъезде, моментально воспротивился этому и принялся уговаривать остаться того «хотя бы» на праздник. Уговаривал Богдан долго, а Марков сопротивлялся неохотно, но, надо ему отдать должное, согласился только после того, как я, устав выслушивать обольщающее речи жениха и скупое «не могу» бывшего, незаметно кивнула второму.
Огромная гостиная казалась как никогда холодной. Эта комната не входила в список моих любимых, наверно, потому что отличалась от остального интерьера своей вычурностью и стерильностью. Здесь во всем преобладал белый цвет, отчего казалось, что тебя запихнули в холодильник.
Теперь я немного пересмотрела свое мнение насчет гостиной. Нет, не холодильник. Морозилка — вот точное определение! Потому как было до ужаса неуютно, а иней, что растекался по спине от взгляда Маркова, подкреплял это заключение.
— Где все? — возмутилась Валька, недовольно оглядевшись по сторонам. — Мы же опаздаем!
В ответ пожала плечами, скользнув взглядом по Маркову, что уже восседал на подлокотнике белоснежного кресла. Собственно поэтому мне было так неуютно — в гостиной, кроме меня, Тины и Сашки, больше никого не наблюдалось. Мама убежала давать распоряжение прислуге, а остальные где-то…
— Что у тебя с головой?! — раздалось возмущенное на весь дом, а мы разом повернулись на источник звука.
— У меня с ней все в порядке, в отличие от некоторых! — презрительно фыркнула Тина, тряхнув локонами — светлые волосы сестры очень гармонично смотрелись на фоне кроваво-алого платья.
Да, Валька перекрасилась, шокировав меня этим еще больше, чем тогда, когда стала «радужной». Хотя в этот раз причины у нее были куда основательнее…
Сашка не отказывался от своих слов, и собирался уезжать сразу после праздника — завтра утром. Вместе с Киром. А это, по словам Тины, могло стать «ударом» для её отца. Поэтому, чтобы смягчить «удар», Руднева с утра пораньше отправилась в салон, откуда вышла стопроцентной блондинкой и почти точной копией совей знаменитой прабабки из графского рода Афанасьевых.
— Ты на что это намекаешь? — моментально ощерился Кир.
— Я не намекаю! Я констатирую факт, нищебродина! — ощерилась Руднева в ответ.
Игра сестры в партизана продлилась недолго, хотя, надо сказать, она очень старалась. И сжав зубы, терпела все подколки со стороны рыжего. Все, кроме одной…
Кир, который по ходу решил, что молчание Тины автоматически делает её безвредной и безобидной, воспользовался этим. И пока мы с Марковым болтали в лесу, рыжий устроил целый концерт в честь своей «любимой невестушки». Его репертуар составляли в основном песни из небезызвестного мультика «Бременские музыканты». Тина, надо ей отдать должное, стоически вытерпела все серенады и сломалась лишь только тогда, когда толпа начала скандировать требовательное: «Горько!», а «рыжий баран» — как любя, в своем рассказе обозвала сестра Кирилла, — «нагло скалился» и собственно хотел получить то самое горько. Тину долго уговаривать не пришлось, и она, со всем великодушием, на которое была способна, залепила музыканту звонкую пощечину, не забыв подкрепить это трехэтажными проклятиями.
С тех пор Валька и Кир постоянно разговаривали…
— Зато я не вырядился, как шлюха!