Небо в Океане

На море парни поехали спустя два дня, на «машине-убийце», — как называл Кир старую Победу, которую где-то раздобыл Ник. Рыжий утверждал, что драммер её не раздобыл, а отрыл на городской свалке. Но Победа, несмотря на многочисленные недостатки, все еще была на ходу, пусть и ход этот был не слишком торопливым.

Море встретило парней штормовым ветром и бесконечными дождями, что длились на протяжении трех дней, испытывая тем самым их терпение и выдержку.

Бабушка Ника не отличалась сильным гостеприимством и вовсе не обрадовалась появлению своего странного внучка, что собирался занять лишнюю жилплощадь, за которую старушка намеревалась получить деньги от заезжих и непривередливых туристов. Поэтому их молодой коллектив был переселен в старенький деревянный флигель с одним диваном и двумя кроватями с гномиками на спинках, и соответствующим этим рисункам размеру.

— Достало! — раздраженно воскликнул Лекс, когда неисправный кипятильник в очередной раз ударил его током. На улице стоял липкий прохладный вечер, который, казалось, просачивался сквозь гнилые доски их домика и оплетал старенькие изношенные провода.

— Пойдем, — бросил ему Краснов, подрываясь с дивана вместе с гитарой, с ней он в последнее время не расставался.

— Куда?

— Выступать! — с улыбкой ответил Пашка и протянул Маркову шляпу, что случайно нашел Кир в их ветхом шкафу.

— А пацаны? — Ник уже второй день подыскивал для них подработку в разномастных развлекательных заведениях и таскал за собой Кира в качестве моральной, или не очень, поддержки. Да и Лекс, если честно, не горел желанием идти плясать на мокрой набережной.

— Догонят, — отмахнулся черноволосый, направляясь в сторону двери, его душа рвалась на свободу, требуя дать выход скопившимся за эти дни эмоциям.

Так они и превратились в уличных гастролеров, что каждый день устраивали концерты на набережной для разношерстной толпы.

Со временем Лекс, как и остальные ребята, вошел во вкус. Улица одуряла не хуже сцены, а улыбки и блеск в глазах зрителей вселяли веру, что все это не напрасно, что их еще ждет великое будущее, которое, как стало известно немного позднее, было совсем рядом, в нескольких километрах от шаткого флигеля Колькиной бабушки.

***

— Знаешь, — снова отвлек его рыжий, — мне кажется знакомым лицо этого твоего кореша.

Марков открыл глаза и посмотрел на друга.

— Откуда? — напряженным голосом спросил он.

— Никак не могу вспомнить, — таким же голосом ответил Кир и пожал плечами, — но что-то с ним не то.

— Не то, — согласился Лекс, вспоминая разъяренного Разумовского сегодняшним утром, такой Богдан вовсе не походил на того маменькиного сынка, каким был в детстве.

Хотя он сам изменился, почему этого не могло произойти с Разумовским?

Воспоминания вновь потекли, но не в то русло, перед глазами встала иная картина: его бывший друг целующий его девушку.

«Бывшую», — ехидно заметил внутренний голос, и Лекс еле сдержался, чтобы зарядить кулаком по передней панели автомобиля.

Да, он был готов на многое, чтобы вернуть Риту, но что делать, если ей это вовсе не нужно? Что если она действительно любит Богдана?

Сомнения одолевали Маркова ежесекундно, терзая душу, нашептывая один и тот же вопрос в голове: «А может, не суждено?»

«Ну уж нет!» — с кривой ухмылкой отверг все сомнения Сашка. Плевать ему на Разумовского и эту свадьбу. И на любовь, если она есть, — плевать. Это он был первым! ОН! А Богдан лишь второсортное ничтожество, ЕГО жалкая замена.

«Кому нужна подделка, если рядом оригинал?» — самодовольно подумал парень и снова посмотрел на спящую Лебедеву.

Девушка молчала, и Лекс дал ответ за нее: «Никому!»

Глава 5

Тина блаженно улыбнулась в своем сладком полусне, посильнее прижавшись к чему-то теплому и крепкому.

— Ммм… — девушка потерлась щекой об подушку, пытаясь устроиться поудобнее.

В ответ та самая подушка погладила её по спине, заставив Рудневу резко распахнуть глаза.

— Ты… — хриплым ото сна голосом протянула Тина, по-прежнему обнимая довольного Кирилла за талию.

— Я, — весело ответил ей Кир и еще шире улыбнулся. Руки девушки на его торсе обжигали, пробуждая самые жаркие желания внутри, а её фруктовый запах пьянил. Но гневный взгляд, в котором пылало сухое пламя, опьянял еще больше. Упоительное чувство возмездия глушило собой все остальные пылкие эмоции.

— Ты… — вновь произнесла Руднева, но на сей раз в её голосе острым лезвием скользила угроза. Она терпеть не могла этого молокососа, который за словом в карман не лез, чтобы в очередной раз над ней не подшутить. Тина даже непроизвольно дергалась, когда где-то слышала такое редкое в обиходе слово, как «валенки», и сразу же поминала далеко не литературными словами одного рыжего нищеброда.

Кирилл, нисколько не вняв угрозе в голосе Валентины, ласково погладил её по волосам и елейно-сладким голосом спросил:

— Что, отрыжечка моя?