— Не «чего», а «что», — поправила меня мама и выдала информацию, от которой мне мигом расхотелось спать: — Покажешь Сашеньке его комнату, он будет жить напротив тебя, в голубой спальне.
Я, конечно, мечтала о братике и с нетерпением ждала его появления на свет, но гормоны явно очень плохо влияли на мою матушку. Иначе как объяснить повышенное внимание к Маркову?
— Может, она его с Разумовским спутала? — с усмешкой шепнула мне Тина.
— Ты спишь со мной! — безапелляционно заявила я и крепко ухватила сестрицу за руку.
Кир, услышавший это, тут же громко захохотал, не забывая вставлять в свой смех едкие комментарии про разноцветные флаги и их носителей.
— Угомонись, болезный! — Тина в который раз пнула рыжего. — С какого я должна с тобой спать? Мне свою комнату выделили! — уже обратилась ко мне сестрица.
— Будешь охранять меня ночью.
— От бабайки, что ли?
— От Лекса, что ли! — раздраженно ответила я, а Кир еще громче захохотал.
— Кто много смеется, тот много плачет! — молниеносно отреагировала Валентина, не забыв добавить пинок. Судя по всему, это доставляло ей особое удовольствие.
Потратив еще полчаса на бессмысленные разговоры, мы все той же веселой компанией отправилась спать. Мама, в порыве щедрости, отдала нам весь второй этаж, разместив Кира, Вальку и Илону (которую посреди ночи было тщетно отправлять в её пансионат) в левом крыле, а меня с Марковым в правом.
— Это твоя, — недовольно буркнула я, указывая пальцем на белую резную дверь.
Предательница Валентина, прознав, что Илона и Кирилл будут спать в одном крыле, да еще и в соседствующих комнатах, наотрез отказалась охранять меня. По всей видимости, решив, что оградить рыжего от посягательств бывшей Богдана ей важнее, чем уберечь честь сестры. Сказать, что я была расстроена, узнав о таком поступке со стороны Рудневой, — ничего не сказать!
— Спасибо, Рита, — произнесли за моей спиной.
— Пожалуйста, — вежливо ответила я, и вовсе невежливо юркнула в свою комнату, запираясь на хлипкий замок.
— Спокойной ночи, моя Маргарита, — еле слышно прошептали за дверью, но я все равно услышала.
— Спокойной, — так же тихо ответила, медленно оседая на пол возле преграды, что защищала меня от Сашки.
Мне почему-то казалось, что он так же сидит с той стороны двери, которая сейчас напоминала непреодолимую стену, пролегавшую от океана до самого неба…
Предрассветное небо… Что может быть прекрасней? Только если под этим небом простилается безграничное море, которое словно зеркало отражает его, забирая себе все небесные краски.
Невидимый художник, не переставая, добавлял на небесный холст все новые и новые цвета, искусно смешивая их между собой. Лиловый, синий, алый — все слилось воедино, рождая тем самым нечто восхитительное и неповторимое. Такое невозможно нарисовать или сфотографировать, его можно только запомнить. Навсегда сохранить в своей душе.
Я широко зевнула, жалея, что кофе в такое ранее утро не достать. Мне так и не удалось толком поспать. Очутившись в мягкой постели, и предвкушая крепкий сон, мой мозг решил напоследок снабдить меня тысячью «если».
От последних двух «если» я моментально подскочила с кровати и, ухватив камеру, поспешила к морю, к его успокаивающему рокоту. Но даже песнь моря была не в силах угомонить тот шторм, что бушевал в моей душе. С каждой минутой он нарастал все больше, безжалостно срывая амбарные замки с давно запертых чувств, что я когда-то схоронила, пообещав никогда не открывать.
— Ты неправильно фотографируешь, — раздалось возле моего уха, и мы на пару с чайкой вздрогнули. Только вот у нее была возможность улететь, а у меня такой возможности, к сожалению, не было…