Кир на такое снисходительно улыбнулся, ни на секунду ей не поверив, и, воспользовавшись замешательством разукрашки, ловко усадил её на стиральную машинку.
— Тогда докажи, — завлекающее прошептал он. Парень уперся руками в края стиралки и провокационно сократил расстояние между их лицами, выжидая.
А Тина…она опять почувствовала этот дурацкий страх, а еще желание — чистое, извечное и совсем привычное. Как будто это было так просто — заглянуть в карие глаза, дотронуться до шрама на брови и поцеловать. Коснуться губами его губ, будто делала это уже тысячи раз. Словно за спиной у них осталась вечность, прожитая из этих поцелуев.
Однако страх был сильнее. Страхи всегда кажутся сильнее нас.
Вздохнув, Руднева, выругалась в мыслях и отвернулась от манящих губ, решив заранее отдать победу врагу. Лучше пусть этот бабник (Тина, после случившегося, ни на секунду не усомнилась в богатом «гастрольном» опыте музыкантишки) посмеется над ней, чем ей опять случится ощутить это ненормальное вожделение к нему!
Но Кир смеяться не стал, он только понимающее хмыкнул, испытав небольшой укол разочарования, и потянулся за аптечкой, что лежала на полочке за головой Рудневой.
— Кажется, оно, — наконец отклонился от нее парень, держа в руках синюю коробку, что в их семье служила вместо аптечки.
— Что у нас тут, — с видом опытного врача изрек Кир, и, не дав Тине даже подумать, протянул руку к ноге со следами засохшей крови.
Неожиданное прикосновение его рук заставило вздрогнуть, а легкий нажим на ступню вынудил стиснуть зубы. Боль в раненной ноге девушка все это время стоически игнорировала. Да и не так уж сильно она болела, по сравнению с дурацким сердцем, которое, после поступка Кира окутало горьким пониманием того, что её нагло использовали. Стоило Валькиным глазам увидеть перепуганный взгляд Гниды, как озарение пришло само: этот паршивец с ней играл! Как с одной из множества безмозглых поклонниц! Как с очередной фанатичной шлюхой!
От таких мыслей в Тине молниеносно проснулась жажда крови, но её план по избиению одного музыканта потерпел полное фиаско, стоило только тому нажать пальцем на порез.
— Мать твою! — выругался Кир, разглядывая припухшие края раны в которой сверкали осколки стекла. — У тебя что, болевые рецепторы вместе с мозгами атрофировались, разукрашка? — почти прорычал он, поражаясь тупоумию конкретных представительниц слабого пола, правда, на счет слабого он сомневался… — Здесь же до фига стекла! — чуть преувеличил парень.
Тина в ответ на его волнения промолчала, только на сей раз не намеренно. Боль была насколько яркой, что пришлось до крови закусить изнутри щеку. Показывать слабость перед рыжим не хотелось.
— Ладно, — чуть успокоившись, протянул Кир, — сейчас дядя доктор тебя вылечит, девочка, — парень сосредоточился на содержимом аптечки.
— Терпеть не могу эту хрень, — поморщился Кир, вертя в руках иголку от шприца, которую только что извлек из упаковки. — Я в детстве ужас как иголок боялся. Родители даже деньги за каждый сделанный укол платили, — внезапно для самого себя признался парень.
— Но ты-то у нас ничего не боишься, верно, детка? Так что обойдемся без налички, — он игриво подмигнул Вальке, заставив её брови удивленно взлететь вверх, и, уже серьезно добавил: — Будет больно, поэтому контролируй свои рефлексы и не зашиби меня ногой.
Его ладонь мягко обхватила её стопу, и Кир с сосредоточенным видом приступил к операции, напевая что-то себе под нос. А Тина опять позабыла о ране, сосредоточив все свои мысли на этом странном парне, что сидел у её ног, аккуратно вынимая осколок из её ноги.
В его взглядах, брошенных из-под ресниц, улавливалось беспокойство. А в движениях проскальзывала осторожность и забота.
Забота…это чувство было в диковинку для Тины. Нет, она, конечно же, испытывала его не раз на себе. Но проявлялось это чаще всего со стороны близких и родных, а вот со стороны мужчин…
Валька провстречалась с Семёном почти год, и ни разу не почувствовала от него и толики той бережливости, которая сейчас исходила от Кира.
Игрушка — вот кем она была для него.