Андрей мельком увидел за окном улыбнувшуюся ему мать, подумал: это она оттого, что заметила его за приготовлением ужина. Очень уж редко видела его мать за подобным занятием. Многое делал по дому, но готовить не любил. И ему стало приятно от этой мысли. Он даже не пошел, как обычно, помочь матери раздеться, когда она вошла. Невысокая и вся светлая какая-то, будто сама радость вошла в дом. Светка тоже выдерживала характер, усердно терла тряпкой ножку стола и все поглядывала на мать, ждала, когда похвалит.
— Ты знаешь, Андрей, мне сегодня путевку обещали в санаторий. С отцом еще вместе заявление писали… — И Нина Викторовна, вдруг запнувшись, посмотрела на сына, потом, неохотно сгоняя радость с лица, на Светку.
Чуть заметно встряхнула головой, будто хотела освободиться от чего-то неудобного и тяжелого, посмотрела в глаза сына, который тут же отвел их в сторону, и оба, наверное, подумали в это время об одном и том же: как быть со Светкой и на кого оставить дом и корову? У соседей своих забот хватает. А близких родственников в поселке и в городе нет.
— Ничего, Андрей, в поликлинике долечусь.
Андрей не ответил, он не мог помочь матери. Только начал работать, и его, конечно, на месячный срок не отпустят. Не заработал еще отпуск, да и рабочим по-настоящему не успел стать. Везет же Петьке Вьюну: живи — ни о чем не думай. В случае чего, отец с матерью всегда помогут. А ему не на кого надеяться. Вот уже и мать у него совета просит: брать или не брать путевку? С отцом бы не задумываясь взяли. А теперь, как бы ни хотелось, отказываться надо.
— Мам, печку сейчас затопим или позже?
— Сходи засветло за дровами, а затопить недолго.
Андрей вытер руки и, не одеваясь, сходил в сарай за дровами и положил их рядом с печью аккуратной поленницей.
— Мам, ты знаешь, что Петька придумал?
— Это какой? Дмитрия Вьюна, что ли?
— Ну да. — Андрей хотел рассказать о затее Петьки, но его перебила мать:
— Поди, натворил где?
— Пока нет, — пожал плечами Андрей, и у него пропало желание рассказывать матери о Петькиной затее с прудом.
— Ты уж, Андрюш, подальше держись от него, — как-то виновато попросила мать. — Вот наказываю тебе, а самой жаль мальчишку. Пропадет он. От школы отбился, и дома не сладко — пьянь да ругань. Марье «Скорую» сегодня вызывали, говорят — сердце. Жаль мальчишку, — повторила со вздохом Нина Викторовна и отключила электрическую плитку: — Нагорит много. На печке ужин сготовим. Потерпите?
— Потерпим, — неохотно согласилась Светка и с сожалением глянула на составленную с плитки сковородку. Потом подошла к матери и обняла ее за колени. — Мамуль, а Петька хочет в пруд бонбу бросить…
— Какую бомбу? Ты чего лопочешь? — Нина Викторовна легонько отодвинула от себя дочь за плечи, взглянула на Андрея.
— Боль-шу-у-у-ю, — нараспев протянула Светка.
— Чего ты болтаешь? — возмутился Андрей.
— А кто говорил Сереже? Кто? Помнишь, когда он к тебе приходил? — защищалась Светка, прячась за мать.
— Какая еще бомба? Не слушай ее, мам. Ну приходил Сережа Можарук, говорили мы с ним… Шуткой говорили: дай Петьке бомбу, так он и пруд взорвет. — И Андрей снисходительно посмотрел на сестру: мала, мол, еще взрослый разговор понимать.
— Ну хорошо, хорошо, — как бы успокаивая, сказала Нина Викторовна и бросила в голландку несколько поленьев, затем нащепала лучины и зажгла. Подождала, пока дрова займутся дружным пламенем, поправила волосы, клубком скрученные на затылке, и через плечо глянула на сына: — А чего ему вздумалось пруд-то взрывать?
— Да так… — неохотно ответил Андрей, — был у нас разговор один. Не о бомбах, конечно…
— Вот и правильно, Андрюш! Он ведь, Петька-то, какой? Он и бомбу найдет, если надо. — И, успокоившись, вновь занялась приготовлением ужина.
Но Андрею от последних слов матери стало не по себе. Уж кто-кто, а он хорошо знал, на что способен Петька. Дался ему этот пруд! Нашел кого слушать — деда Авдея! Кроме него, про погибшего летчика в поселке никто и не рассказывал.
И все же Андрею почему-то именно сейчас показалась слишком уж странной непроходящая увлеченность Петьки погибшим самолетом. Он редко занимается тем, во что не верит. Он и с поезда на ходу прыгает, уверенный, что не сломает ногу. А этот самолет, кажется, вообще занял все его мысли. Выходит, он знает что-то еще? Но почему он ничего не сказал тогда у Можарука? Задираться начал. Задираться… А они его и не хотели спрашивать о самолете, на смех подняли…
— Знаешь, мам, — как-то неожиданно вырвалось у Андрея, — Петька сказал, в нашем пруду самолет лежит.
— Какой самолет?
— Ну который во время войны упал. Нашего летчика над поселком сбили.