Небо выше облаков

– Ну почему же, – отвечает та. – Выходит, если Светлана Анатольевна попросит. Да и вместе они частенько гуляют. Андрюша у нас особенный. Наверняка вам Света рассказывала, что он пережил.

– Да, говорила.

– Нам бы всем очень хотелось, чтобы он это забыл. Надеемся, время поможет.

Я жду мальчика недолго. Гораздо дольше собираюсь с мыслями, глядя на ребенка, который послушно замер передо мной, приведенный за руку и оставленный Анной Викторовной.

– Андрюша, посмотри, кто к тебе пришел. Ты ведь знаешь этого дядю, правда? Будь умницей, хорошо? – И уже обращаясь ко мне:

– Андрей, я неподалеку. Если что, зовите.

– Спасибо, Анна Викторовна.

Глаза Андрюшки опущены, в руке игрушка – какая-то машинка или робот, не понять. Худенькое тельце напряжено, и это его выдает.

Он хотел бы убежать, но не может. Не может пошевелить даже пальцами. Его привели из безопасного места, из какого-нибудь тихого закутка, в котором он сидел незаметно, и оставили здесь.

Из соседней двери выглядывают дети постарше, и я слышу слова «немой» и «хромоножка», «дядя, он вас все равно не услышит! Он дурачок!», и сердитый окрик воспитателя: «Максим, немедленно перестань!».

Этому ребенку негде спрятаться, только в себе.

Я сажусь перед мальчиком на корточки, рассматривая его ближе. Близкий контакт – шок для такого закрытого ребенка, но без контакта в стене брешь не пробить. Я осторожно нахожу его руку и сжимаю в своей ладони.

– Ну, здравствуй, тезка. Это снова я – дядя доктор, ты помнишь меня? Нас Света знакомила. Я тоже Андрей, как и ты.

Он помнит, но не отвечает. Взгляд опускается ниже, но ладошка все еще в моей, хотя и сжалась в кулачок. Несмотря на то что в помещении достаточно тепло, она остается прохладной. Сейчас пропасть между этим мальчиком и тем, о котором говорила Света, – улыбчивым и живым ребенком, повторяющим стихи, кажется огромной. Мне трудно в это поверить, но очень хочется увидеть его глаза.

Я слишком близко, и Андрюшка делает то, что ему по силам. Он тоже садится на корточки и начинает возить по полу игрушку, словно он тут один.

Странное чувство. В какой-то момент времени мне действительно кажется, что я исчезаю. Возвращаюсь в жизнь, в которой еще недавно даже не догадывался о существовании мальчика. Не мог и предположить, что окажусь здесь. Наедине с чужим ребенком, который, возможно, если у Светы все получится, будет носить мою фамилию.

– Интересная у тебя машина. Трансформер? Дашь посмотреть?

Ничего не меняется, и я остаюсь без ответа.

– Знаешь, в детстве я был самым маленьким, и никто не хотел со мной дружить. Теперь я большой и могу сам выбирать друзей. Я очень хочу стать тебе другом, Андрей. Я знаю, что ты меня слышишь.

Рука мальчика лежит в моей. Я достаю из кармана и вкладываю в нее старую, но все еще красивую, памятную особой привязанностью игрушку. Пришлось перерыть все антресоли в квартире родителей с моими детскими вещами, чтобы ее найти.

– Смотри, я кое-что тебе принес. Это солдатик. Назови его, как захочешь. Он такой же смелый и сильный, как ты. Никого не боится, и теперь он твой друг.

Машинка-трансформер замирает на полу, и мальчик поднимает голову, чтобы несмело посмотреть на игрушку в своей ладошке. Я отпускаю его и встаю.

– Я приду к тебе еще, Андрей. А сейчас беги.

Он не бежит. Он уходит с Анной Викторовной, а я смотрю ему вслед.

Вечером раздается звонок от Светы, и я не могу сказать, что его не жду.

– Привет, Андрей.

– Привет, Шибуева.

На этот раз она не спорит.

– Спасибо за цветы.

– Они были для вашего завхоза. Тебе бы я принес другие. Как разговор со спонсорами? Удалось договориться?

– Неужели ты и об этом знаешь?

– Ну, не только твоему коллективу быть в курсе моей родословной. Я тоже люблю задавать вопросы. Так как поездка?

Света заминается на секунду, словно собиралась поговорить совершенно о другом, и сейчас сбита с толку.

– Отлично, договорились.

– И?

– Я не пойму, Шибуев, ты о чем-то конкретном хочешь меня спросить?

– Хочу.

– Получила от одного из директоров личное приглашение в ресторан «Бангкок», если ты об этом. Вот сейчас как раз собираюсь на встречу. Выбираю, что надеть.

– А не поздно ли собираешься, Светка?

– Поздно для чего? – удивляется она. – Главное, чтобы не рано, Андрей. Но это точно не мой случай.

Не ее. Я слишком хорошо знаю эту девушку, чтобы задаваться вопросом, а кто хозяин ее жизни. Она всегда решала за себя сама. И с кем быть – в том числе.

Я представляю мысленным взглядом нарядную Уфимцеву с убранными волосами и в вечернем платье с открытой спиной. Вижу, как ее округлые бедра, от мысли о которых сбивается дыхание, трутся в танце о мужской пах. Приближаются, горяча желание и предлагая их раскрыть. Вижу, как спины касаются чужие руки. Стоит этим рукам забраться под платье, и они уже не отпустят ее. Будут брать снова и снова, как брал я, даже когда пришло отрезвление.

От воспоминаний о близости со Светкой в теле просыпается голод, а в душе злость.

– И чего ж тебе, Сахарок, дома-то не сидится? Твой директор наверняка женат, с кучей детей и кредитных обязательств. Ты об этом подумала?

– Что?