Небоскребы магов

Нервная суматоха начала затихать, хотя сам Грегор напряжен, как струна, в роли капитана впервые, тренировки в заливе не в счет, здесь не только пугающий простор, но и волны, и ветер, которого в заливе почти не чувствуешь.

У двери моей каюты на бочке расположился гвар–деец, это Ваддингтон позаботился, молодец, никто не должен даже иметь возможности зайти в комнату ко–мандующего походом, когда тот отсутствует или занят.

Я прохаживался по палубе; как же здорово, когда настоящая палуба, а не надстройка на корме, те ста–вят уже сотни лет, и никто не догадается ту платформу просто удлинить, прикрыть ею весь верх, что обеспечит и полную водонепроницаемость судна, и резко повышает прочность всего корабля и его поперечную жесткость.

Да и автоматически удваивается сама вместитель–ность корабля: часть команды и все грузы размещаются под палубой… ах да, надо ввести понятие трюмов, а у нас там пока только поддерживающие палубу столбы для повышения прочности корпуса.

Я жестом велел Грегору подойти, сказал негромко:

— На следующем судне, что сейчас на стапелях, на баке нужно чуть выше волноотвод и козырьки. Запомни. Если я забуду, скажешь Дорригану. Он, как и ты, бригадир плотников, но у нас, как сам знаешь, уже управляющий верфью! А то ли еще будет.

Он сказал тревожно:

— Когда такая скорость… у меня самого сердце екает, когда корабль вот так в волны носом!

— Ватервейс собирает и отводит всю попавшую на палубу воду, — напомнил я. — Все предусмотрено.

Он покосился на шпигаты, где вода завихряется мелкими бурунчиками, спеша вернуться обратно в море.

— Голова идет кругом!

Я посмотрел на его красное от волнения лицо.

— Палуба, дорогой Грегор. С появлением палубы корабли становятся другими. Теперь все пойдет нара–стающими темпами.

Он взглянул тревожными глазами.

— Это… как?

— Подумай о том, — сказал я, — что палуб может быть несколько… Нет–нет, лучше не думай! Или оставь это для берега. Сейчас нужно всего лишь ни в чем не сбиться. Ничего не забыть из того, что разучили в заливе.

За нашими спинами хохот, крики, матросы и гвардейцы толпятся у бортов, показывая пальцами в воду. Громче всех орет Фицрой, глаза вытаращены, рот до ушей, такие же счастливые наши плотники и гвардейцы, а теперь моряки, половина из них впервые в открытом море.

Фицрой увидел меня, замахал торопливо:

— Юджин! Иди сюда!

— Что там? — крикнул я.

— Чудища! Каких ты никогда не видел!

Я лениво отмахнулся.

— Да ерунда какая–нибудь. Смотри сам.

— Да ты подойди!

Вопил он настойчиво, я вышел из каюты, моряки расступились, в море прыгают и веселятся дельфины, легко обгоняют корабль и, похоже, дразнятся.

— Ладно–ладно, — сказал я им ласково, — следу–ющий корабль будет вдвое быстрее. Ладно, в полтора раза, тогда и посмотрим.

Все смотрели то на меня, то на дельфинов. Фицрой покачал головой, во взгляде восхищение и нечто еще, тревожащее.

— Юджин, признавайся…

— В чем? Я когда–то говорил, что не видел моря? И океаны видел. Не один.

Все притихли, только Грегор спросил восторженноиспуганно:

— Оке… кеан? А что это?

— За морем, — сказал я, — что кажется вам Боль–шой Водой, а на самом деле просто небольшая лужица, лежит океан. Вот там настоящие чудища… Вот тогда рты распахнете во все королевство. И все это вам предстоит увидеть.

Фицрой зябко передернул плечами.

— Что–то мне уже не хочется выходить за пределы этого сумасшествия, которое наш вождь называет лужицей.

Грегор зябко передернул плечами, но подумал и признался:

— А я хочу…

У противоположного борта своя группа по интересам, там двое умельцев состязаются, кто больше наловит этой странной рыбы, что ухитряется жить в горько- соленой воде.

Мне принесли парочку самых удивительных, по их мнению, я вспорол толстые брюха и пощупал внутренности, изумляя экипаж корабля, но пока ничего особенного, рыбы как рыбы, хотя, конечно, в море разнообразия больше, чем в реках.

Вообще–то все виды сформировались в жесточай–шей конкурентной борьбе, и мутант должен быть особо мощным, чтобы выжить в таких условиях да еще и оставить потомство. Да, и еще позаботиться о нем, оберегая и защищая, пока оно не сумеет само добывать себе пропитание.

Фицрой не вытерпел, потыкал пальцем в распотрошенную рыбину.

— Ищешь драгоценные камни?

— Это ж не устрицы, — ответил я и, увидев его непонимающий взгляд, пояснил: — Только в устрицах бывают жемчужины. Что, не знаешь, что такое жемчужины?

Он пробормотал:

— Знаю, видел, но не думал, что… У нас нет морей, а торговцы сами не знают, откуда такое чудо, им тоже продали, а тем тоже… Аты откуда услышал?

— Не помню, — ответил я безучастно. — Рыба как рыба… Хорошо, а то что–то я переел необычности.

Он проследил взглядом за двумя тенями от моих ног, одна на глазах укорачивается, другая удлиняется, да еще и быстро смещается, но ничего необычного не увидел, однако согласился:

— Я тоже. Столько воды…

— Обалдеть, — сказал я с чувством. — О, сколько нам открытий чудных готовит просвещенья век… Во–обще–то тебе готовит больше. Завидую.

Он проворчал уязвленно:

— Вижу. Впервые встречаю гуся, что повидал больше меня. Если не брешет, что еще вероятнее.