Небратья

– Все, сынок, пойдем в горницу, посидим, выпьем немного, – сказал отец и потянул его за рукав.

Антон только пригубил, решил, что хватит возлияний. Отец опрокинул две чарки за приезд и размяк. Несколько раз он вставал, подходил к окну, проверял, не блуждают ли по саду посторонние личности.

Антон украдкой наблюдал за ним. Юрий Степанович тоже сильно сдал, а гибель сына окончательно согнула его. Волос на голове осталось очень мало, они торчали седыми пучками. Кожа посерела, шелушилась, глаза запали в черепную коробку. Старик передвигался по дому так, словно плохо видел, спотыкался о неровности половиц.

– Отец, давай все разговоры завтра, а? – предложил Антон. – Я ведь не убегу никуда, больше недели буду с вами.

– Сынок, не обманывай, – вяло пробормотал отец. – Я ведь знаю, зачем ты приехал. Останься все, как раньше, мы бы тебя не увидели. И это правильно. Сейчас не самое подходящее время для того, чтобы российским офицерам гостить на Украине. А ты местный, но служишь тем, кого наши власти называют врагом. Боюсь я, Антоша, что схватят тебя, запрут в кутузке.

– Не скрою, отец, хочу разобраться. Хотя бы ради памяти Виктора. А если запрут, то товарищи меня в беде не бросят. Давай быстро поговорим и пойдем спать.

Антон рассказал о дикой истории, приключившейся в городском Доме культуры, выложил все, что знал об этом.

Отец согласно кивал, хмурился, потом сказал:

– Все правильно, сынок. Больше тридцати душ погубили изуверы, а в новостях сказали, что пьянка завершилась дракой, поножовщиной. Мол, один из потерпевших, Маковей Павел, будучи самым обиженным, поджег здание. Чушь получается. Павлуше Маковею в его-то тридцать лет даже пить нельзя было, он страдал запущенной язвой. Две дочери у парня остались. Виктора я лично опознал. Похоронили вчера на краю кладбища, у мусорки. Эти сволочи специально такой участок выделили. Двое из СБУ присутствовали, грубые такие, сказали, чтобы быстрее закапывали и уматывали к чертовой матери. Недалеко от нас потом еще двоих хоронили – молодую девчонку Лизу Ярошенко и Сергея Петровича Чечвагу, пенсионера. Я знал его, на станции вместе работали. Их тоже в клубе сожгли. А потом домой приехали из СБУ еще двое, предупредили, чтобы не чесали языками, а то, дескать, хуже будет. Они заставили меня подписать какую-то бумагу. Не знаю, что там было, но мне сказали, что это наш приговор, если захотим правду искать. Хуже фашистов такие упыри. Не боюсь я их, сынок, устал пугаться. Всем готов рассказать, но не знаю, как это сделать. А народ запугали. От родни погибших в клубе люди теперь шарахаются, как от холеры.

– Что еще известно, отец?

Юрий Степанович долгую минуту размышлял, потом сказал:

– Кто-то видел, как за несколько минут до начала избиения площадь Достоинства посетил начальник местного СБУ Дервич. Подъехал на машине, постоял и смылся. А вскоре повалила эта нечисть в масках. Словно ей кто-то отмашку дал.

– Что еще?

– Несколько арестов было. Хватали местных жителей. Бывшего начальника милиции Щербатенко закрыли. Бога бы побоялись. У мужика запущенный диабет, ему жить осталось всего ничего. Маргариту Романовскую схватили, дочку бывшего депутата от Партии регионов. Говорят, она диверсионный акт планировала. Ты же помнишь Риту Романовскую? Хотя, может, и нет. Вы в параллельных классах учились.

– Что еще, отец?

– Наши чиновники воды в рот набрали, трусливо молчат. О приличиях даже не думают, лишь бы посты сохранить. А их никто и не собирается изгонять. На следующий день нацисты по улицам шастали, во все дворы заглядывали, пугали людей, чтобы рты не открывали. Слушок прошел, что за всеми родственниками погибших теперь будут следить, чтобы глупостей не наделали. Если кто-то сболтнет лишнее, то ему несдобровать. Оттого и побаиваюсь, сынок. – Юрий Степанович выразительно кивнул на окно.

– Не волнуйся, отец, я огородами пришел, никто не видел. Что скажешь о банде Кондратюка? Только будь объективен, батя, без эмоций. Ты же грамотный человек.

– Ага, грамотный. – Отец усмехнулся. – В наше время лучше дураком прикидываться. – Юрий Степанович задумался. – Никто не знает, откуда берется такое дерьмо, сынок. Пенка поднимается, когда суп бурлит. Из спортзалов вышли, из подворотен. Кто-то с зоны вернулся, кто-то по жизни отмороженный садист. Чем-то, видно, привлекательны для них идеи Гитлера. Да и память у людей короткая. Про Кондратюка знаю мало. В курсе, что у него свой дом на Гусином озере. Здоровый такой особняк в германском стиле. Там он и обитает со своими сожительницами. Помнишь Назара Пригоду?

– Назара? – Антон задумчиво потер переносицу. – Что-то со школьной скамьи…

– Ты учился с ним в одном классе. Они всей семьей приехали из Тернополя, получили здесь квартиру…

– Мы вроде не были друзьями.

– И слава богу. Пацан ничем не выделялся, после школы никуда не поступил. Девчонки его не любили, на хорошую работу устроиться не смог. Сейчас он наш сосед через дом и один из боевиков Кондратюка. Не сомневаюсь, что этот негодяй участвовал в бойне у клуба и сжигал женщин.