Они молча стояли у окна. Мимо бежали столбы, связанные друг с другом нитями проводов, темные деревья укоризненно кивали им вслед.
– Поспи иди, – сказал он, – завтра весь день по Москве мотаться. Ася уже спит.
– Почему вы ее отпускаете? – спросила Наталья.
Пилипчук шевельнул каменной челюстью и ничего не сказал.
Поезд замедлил ход. В окне мелькнула освещенная ярким светом, ненастоящая, словно нарисованная на стене станция.
Мимо прошел заспанный мужик в железнодорожной форме с фонариком и гаечным ключом.
– Что-то сломалось? – спросила его Наталья.
– Вряд ли, – отозвался Пилипчук. Поезд свистнул и тронулся с места.
Снова застучали, нагоняя тревогу, колеса.
– Ася – моя дочь, – будто продолжая разговор, сказал Андрей Григорьевич.
В его глазах мелькнуло тоскливое, как у бездомного пса, выражение.
– Она его любит, – неуверенно сказала Наталья.
– Еще нет, но она скоро научится, – с неожиданной горячностью возразил Пилипчук, – вот увидишь, она будет хорошей мамой. Ты все правильно сделала, не переживай.
– Я не про Сережу, – сказала Наталья, – Ася любит… Эдуардо.
Пилипчук поморщился.
– Я надеюсь, что он сможет о ней позаботиться, – сказал он.
Наталья закусила губу. Эдуардо не мог, а может, просто не умел о ком-то заботиться. Он, словно солнце, грел все, что попадало под его лучи, не разбираясь, никого не выделяя. Может быть, этого мало для супружеской жизни, но вполне достаточно для того, чтобы обогреть сына. По крайней мере, она очень на это надеялась. Ведь детям так мало надо. Немножко тепла, чуток внимания.
– Никто не сможет заботиться об Асе лучше, чем вы, – сказала Наталья.
– Спасибо… доня, – сказал Пилипчук, треснули морщинками улыбки глаза.
Очередь на регистрацию двигалась толчками, то застывала на одном месте, то быстро продвигалась вперед. В очередную томительную паузу Пилипчук не выдержал и ушел вперед, узнать, что там происходит.
Очередь тут же скакнула вперед.
Ася коршуном заметалась над чемоданами.
Наталья схватилась за ручку раскладной коляски, на которой с вялым выражением лица сидел Сережа.
– Где красная сумка? – Ася пересчитала багаж и сдула со лба потную челку. – С игрушками и соской?
– Может, Андрей Григорьевич взял? – предположила Наталья. – Зачем Сереже соска? Он же бросил… еще перед больницей.
– Ага, бросил, – занавесилась челкой Ася, – как же.
Наталья перегнулась через коляску и посмотрела Сереже в лицо. Он сидел с прикрытыми глазами и сосал указательный палец.
Наталья резко развернула коляску к себе, задев чужие вещи. Хозяин вещей страдальчески сморщился, выдвинул на чемодане складную ручку и откатился на безопасное расстояние.
– Извините! – крикнула Наталья в его обтянутую льном спину и обратилась к насупившемуся Сереже: – Вытащи руку изо рта.
Сережа нахохлился и посмотрел на Наталью настороженным птичьим глазом.
– Он что, и разговаривать перестал? – раздраженно спросила Асю Наталья. – Деградация какая-то. Нормальный был ребенок. Всего-то пару недель с тобой провел.
– Ну вот, опять я во всем виновата, – обиженно скосилась сквозь отросшую челку Ася.
– А кто, по-твоему, виноват? – сказала Наталья. – И челка у тебя как… паранджа. Ты хоть видишь толком?
– Вот привязалась, – воскликнула Ася, – что ты меня все учишь!
Из-за ее спины возник Пилипчук.
– Девоньки, – сказал он мягким, как камень, замотанный в полотенце, голосом.
– Писать, – тонким голоском сказал Сережа.
– Ой, ты разговариваешь? – притворно удивилась Наталья.
– Господи ты боже мой, – сказала Ася, заламывая руки, – писай уже так. В самолете новый памперс наденем.
– Памперс? – ахнула Наталья. – Он давно сам на горшок ходит!
– Прикажешь горшок с собой на Кубу тащить? – возмутилась Ася. – И так перевес. Неизвестно, сколько еще платить.
Наталья развела руками.
– Татусик, – нахмурилась Ася, – красная сумка не у тебя?
– Где ты видела ее в последний раз? – спросил Андрей Григорьевич, растирая виски кончиками пальцев.
– Не помню, – ответила Ася, – спроси у Натальи, она любит за порядком следить, а у меня и так голова забита.
Наталья открыла рот, чтобы сказать, что ни о каких красных, зеленых и прочих чужих сумках она знать не обязана, но посмотрела Пилипчуку в глаза и передумала. Хватит с мужика одной истеричной, бестолковой дочки. Хоть кто-то должен быть вменяемым в этом бедламе!
– Пойду поищу, – сказала она, – скорее всего, сумка осталась там, где мы сидели.
– Точно, – сказала Ася, – Сережка заплакал, я достала из нее машинку.
– Джип, – удовлетворенно сказал Сережа и тут же замер, неподвижными глазами уставившись в одну точку.
– Писает, – сказала Ася.
Наталья покачала головой и пошла искать сумку.
– Ничего страшного, если ее уже украли, – крикнула вслед Ася, – там только игрушки.
Наталья сердито махнула рукой и побежала, лавируя между пассажирами. Дожидаясь объявления на регистрацию, они сидели в другом конце зала. Надо спешить, а то так и улетят без игрушек и без… соски. На душе возникла тягучая, словно боль в ухе, тоска. То ли еще будет, когда Ася и Сережа останутся вдвоем, а ее не будет рядом. Не будет и могущественного Пилипчука с его деньгами, связями, нянями и домработницами.