Нечеловеческий фактор

— Э! — махнул рукой Шувалов. — Нас всех посадят за эту катастрофу. И его тоже. Поэтому такой рапорт-признание в том, что трагедия произошла по его вине, это уже серьёзная бумага для суда. Короче — пошли. Напишешь сейчас, как было. Иначе выпадешь сегодня ночью пьяным в стельку с третьего этажа диспетчерской. На бетонную отмостку. Похороны я оплачу. И поминки. А водки у нас с нового года три пузыря в заначке осталось. Свяжем, вольём в тебя литр. Потом развяжем и ты из окна выпадешь. Сядешь в открытом окошке на узенький подоконник покурить и ку-ку. Веришь мне, Боря?

Шарипов выматерился, плюнул под ноги Шувалову, поглядел злобно на молчащих стюардесс и прохрипел.

— Ну, вы и суки. Ладно. Напишу под твою, Мишка, диктовку. Но если всё обойдётся без крутых мер и суда, то вам всем тут не работать.

— Детишек в нашем аэропортовском садике пугай. Младшую группу, — Лопатин подтолкнул Шарипова в спину и через двадцать минут Байрам уже писал рапорт, оглядываясь на Шувалова и шепча что-то на татарском. Направление его мыслей и невнятного лепета угадали все, не зная татарского.

Миша взял исписанную с двух сторон бумагу и бережно уложил лист в отдельную папку, потом запер в сейф.

— Я через канцелярию завтра в девять сам передам. Чтобы пронумеровали и рапорт потом случайно никуда не делся.

После всего этого необычного мероприятия стюардессы ушли, а весь состав диспетчеров, Лопатин, командир бывшего «ИЛ-18» и второй пилот, да и Шарипов, остались. Миша разлил всем водку. Молча выпили. Помянули погибших.

— Лучше бы я сам умер до полёта. Как теперь мне с таким грехом? — Лопатин надел шапку и ушел. Даже до свиданья не сказал.

Ну, мужики, не чокаясь выпили ещё по сто пятьдесят и тоже молча разошлись.

Лопатин Александр Максимович пришел домой и сел, не раздеваясь на кухне у окна. Закурил.

— Что? — вошла и села напротив жена Надя. — Печень опять прихватило? Что ел? Жирное? Сколько я говорила вашей стюардессе Галине, чтоб тебе даже курицу жирную не носила! Нет, не слушает! А с тебя какой спрос? У тебя в голове облака, взлётная полоса да качество горючего.

— Мы разбились, Надя, — Лопатин опустил голову и стучал тихонько по столу пальцем. — Шуваловский самолёт в клочья разодрало на нашей полосе. Мишка выжил, Вова Горюнов, две стюардессы. И Шарипов. Проверяющим летел, домой спешил, а погода — то страшная, нелётная. Сесть у нас нельзя было. Я категорически взлёт из Семипалатинска и посадку у нас запретил. Так Шарипов плюнул на меня, на Мишку и скомандовал лететь. Ну, а мы, идиоты, струсили. Кроме четверых из экипажа ещё тридцать пять пассажиров живы. Шарипов — тридцать пятый. А шестьдесят четыре — всё! Насмерть. Многих даже опознать не получится. Порвало. Я был на месте. Страшно смотреть.

— О-о-о! — простонала жена. — Что будет теперь?

— Я — главный виновный. Шарипов своё получит, конечно. Но основная вина на мне. Суд и срок большой. Сыну позвони. Пусть Алёшка сейчас приедет. Завтра можем не увидеться. После разбора у Главного могут арестовать сразу и задержать на время следствия. Убийство двух и более лиц группой. Тяжелая статья. Отягчающие обстоятельства. Я и пост оставил, и убийство вышло из-за моей трусости перед Шариповым. Вот же…

* * *

Байрам открыл дверь своим ключом. Анель спала в розовой ночнушке под пуховым одеялом и во сне улыбалась. Он сел к телефону и позвонил дяде Хамиту. Брат отца не спал. Знал, видно, что Байрам позвонит. О катастрофе ему сообщили сразу же.

— Дядя Хамит, — произнёс Байрам жалобно, когда сняли трубку.

— Ты, Барашек, прости старика, — тихо сказал дядя Хамит. — Не хотел тебе говорить до праздника. Я ведь больше у вас не работаю. Сняли меня за неделю перед новым годом. Официальная формулировка проверки свирепая — «злоупотребление служебным положением». Комиссия месяц работала. Кто-то из наших в ЦК партии написал жалобу на меня. Факты подтвердились, мать иху так! Ну, тебе не совру — были дела. Мухлевал и с горючкой и запчастями. Денег взятками поимел — не буду уточнять. Хорошо — без суда обошлось. Рамазан заступился. Теперь уеду на родину. В Казань. Младший наш братик Ришат договорился, что возьмут меня начальником лётного отдела. Ты сейчас на этой должности сидишь. Так что, никто меня здесь теперь и слушать не будет. Извини, дорогой.

И дядя спокойно опустил трубку на рычаги.

Шарипов закурил. Поглядел на спящую красавицу Анель, выбросил почти целую сигарету, взялся руками за голову и так просидел до утра. Без мыслей о надежде. Вообще без мыслей.

Глава семнадцатая, заключительная