Нечеловеческий фактор

– По сути, речь идёт о нелинейных фазовых переходах в квантово-гравитационной материальной системе. Мы вломились в такую зону фазовой перестройки вакуума, – сказал он, когда Маккена попросил физика поделиться своими мыслями. – Хочу напомнить, что Ось Зла являлась звёздной системой с колеблющейся метрикой и находилась в состоянии неустойчивого равновесия. После того как Дженворп «хлестнул» её «плетью суперструны», она перешла в состояние расслоенных многообразий, и в Омеге началась инфляция метрики пространства, вакуум «соскочил» в иное состояние – состояние крупномасштабных осцилляций. Проще говоря, количество измерений внутри расширяющейся сферы вырождения континуума колеблется от двух до десятка, а то и до сотни. Барионная материя рассыпается, о чём я вас предупреждал ещё год назад. Инфляцией в космологическом плане пока не пахнет, так как за ничтожные доли секунды ничего при этом процессе не осталось бы ни от скопления, ни от нашего Млечного Пути, ни от соседних галактик. Но ударная волна изменения метрики по Омеге пошла, и мы в неё вляпались. Не знаю, таков ли был расчёт Вируса, скорее всего он в чём-то ошибся, так как ему была нужна вся наша Метавселенная, причём – совершенно пустая после распада материи. Но может быть, он не спешит?

– Значит, мы могли погибнуть? – хмыкнул бортинженер, пропустив мимо ушей теоретические экзерсисы физика.

– Могли, но корабль лишь коснулся краевой зоны – внешнего слоя сферы изменения пространства. Защита отбила первую вибрацию, спасибо конструкторам, а наша славная Вероника успела инициировать главное «зеркало». Надеюсь, вам не надо объяснять, как оно функционирует?

Космолётчики молчали.

«Зеркалом» назывался слой поляризованного вакуума, способный отразить любой энергетический выпад, отчего «Ра» мог выжить, даже нырнув в недра звезды. По сути, люди воспользовались тем же – изменённым вакуумом, и волна многомерной деформации «пустоты», пришедшая извне, порождённая взрывом Оси Зла, не смогла растворить его в себе.

– Спасибо, Верочка! – проникновенно сказал Терёшин.

– Я здесь ни при чём, – ответила Вероника Солнышко сдержанно. – Нас всех выручила реакция Клиффорда… и готовность машины к экстриму.

– Да здравствует божественный «Ра»! – воскликнул Иванов.

– Отставить болтовню! – жёстко осадил космолётчиков Маккена. – К сожалению, задание мы не выполнили, в памяти Клиффорда не сохранилось ни байта информации о том, что произошло, ни одной записи. Нам придётся вернуться к Омеге и замерить все параметры среды.

Стало тихо.

– Вот это по-нашему! – развеселился Шапиро. – Я только что хотел предложить то же самое. Одно дело – мои теоретические построения, другое – оценка происшедшего на основе замеров.

– Руди, – послышался голос жены по личной консорт-линии, – ты уверен, что это правильное решение?

– Уверен, дорогая, – ответил он. – «Ра» не повреждён, инконика в порядке, все системы работоспособны, а энергетику мы подкачаем.

– Надо сообщить на Землю.

– Пошлём короткое донесение о том, с чем мы столкнулись, дойдёт – значит, дойдёт.

Маккена снова включил интерком:

– Полчаса на обед и естественные потребности.

Космолётчики ожили, зашевелились, с облегчением выбираясь из объятий своих защитных коконов. Мужчины окружили Веронику, повели в кают-компанию.

– Командир? – вежливо напомнил о себе Артур Воеводин.

– Иди с ними, я подежурю.

Драйвер-прима повеселел, исчез в проёме люка.

Роза, не спеша покидать кресло инконика, посмотрела на повернувшего к ней свой развёрнутый кокон мужа.

– Живём? – наметил он улыбку краешком губ.

Она улыбнулась.

– Я подумала, что мне не стоило лететь в этот раз.

– Почему?

– Ты всё время будешь оглядываться на меня. Да и Омега Кентавра меня не любит. Год назад еле отпустила живой и сегодня встретила как врага.

– Зато я тебя люблю.

Она помолчала, рассматривая твёрдое лицо мужа фиалковыми глазами, в которых светилось безграничное обожание.

– Не понимаю, за что мне такое счастье.

– Это ты меня пытаешься поддержать или себя?

– Это я пытаюсь объяснить, почему так случилось. Ведь ты был совсем рядом на Земле, а увидела я тебя только в полёте.

– Судьба – есть такое слово. – Маккена встал, подошёл к жене, обнял, постоял так немного, шепнул: – Вернёмся, отпразднуем годовщину свадьбы. И подумаем о детях.

Жена замерла, прерывисто вздохнула.

– Не поздно? Мне как-никак сорок шесть.

– Рожают и в девяносто. Я уже примерился к фазенде в Калифорнии.

– Не хочу в твою Калифорнию, хочу в Россию, в Сибирь, там тепло и комфортно.

– Как скажешь. Иди обедай.

– Не хочу.

– Иди, это приказ! И даже ты не можешь его ослушаться.

– А ты?

– Я приду позже.

Роза послушно освободилась от лепестков кокона, поцеловала мужа, вышла, сияя, помолодевшая на двадцать лет. Маккена проводил её влюблёнными глазами и занял командирское кресло. Связался с пассажирским отсеком:

– Всеволод Дмитриевич, как дела?

– Как сажа бела, не мешайте работать, – сердито ответил физик.

Маккена улыбнулся.

– Можете присоединиться к экипажу, мы ужинаем.

– Позже.

– Через полчаса определяем координаты Солнца, шлём весточку домой и стартуем.

– Куда?