Читаем Нечестивец, или Праздник Козла полностью

Урания раздумывает, выдерживая укоризненный взгляд скрюченной в кресле старухи. И наконец говорит:

– В том, что он был не таким хорошим отцом, как ты думаешь, тетя Аделина.

Сенатор Кабраль велел таксисту остановиться у Интернациональной клиники, не доезжая четырех кварталов до здания Службы военной разведки, на том же самом проспекте Мексики. Садясь в такси, он вдруг испытал необычный жгучий стыд оттого, что едет в СВОРу, и вместо нее назвал таксисту Интернациональную клинику. Он не спеша прошел четыре квартала; владения Джонни Аббеса были, наверное, единственным значительным учреждением режима, где он до сих пор еще никогда не бывал. Машина с calies следовала за ним, уже не скрываясь, медленно, на низких оборотах, прижимаясь к тротуару, и он видел, как тревожно оглядывались прохожие, замечая хорошо всем известный «Фольксваген». Вспомнилось, что в Конгрессе, на комиссии по бюджету, он выступал за импорт ста автомобилей для наружного наблюдения, на которых теперь calies Джонни Аббеса разъезжали по просторам страны, охотясь за врагами режима.

В бесцветном и пошлом здании охрана – полицейские в мундирах и штатские с автоматами, – сторожившая дверь позади проволочного ограждения и мешков с песком, пропустила его, не обыскав и не спросив документов. За дверью его ожидал один из адъютантов полковника Аббеса – Сесар Баес. Крепыш с изъеденной оспой лицом, курчавой рыжей шевелюрой, протянул ему потную руку и повел узкими коридорами мимо людей с пистолетами в наплечной кобуре или выглядывающими из подмышки, людей курящих, спорящих или смеющихся в задымленных комнатушках с деревянными щитами, утыканными записками-памятками. Пахло потом, мочой и немытыми ногами. Одна дверь отворилась. За ней находился начальник СВОРы. Кабраля поразила монашеская скудость обстановки, на стенах – ни картин, ни плакатов, лишь за спиною полковника – портрет Благодетеля в парадной форме: треуголка с плюмажем, вся грудь – в орденах. Аббес Гарсиа был в штатском, в летней рубашке с короткими рукавами, во рту – дымящаяся сигарета. В руке он держал красный платок, этот платок Кабраль видел у него не раз.

– Добрый день, сенатор. – Полковник подал ему мягкую, почти как у женщины, руку. – Садитесь. Мы тут без особых удобств, извините.

– Благодарю вас за то, что вы меня приняли, полковник. Вы – первый. Ни Хозяин, ни президент Балагер, ни один из министров не ответили на мои просьбы об аудиенции.

Маленький человечек, пузатый и сутулый, согласно кивнул. Кабраль видел: над двойным подбородком, тонкими губами, рыхлыми щеками полковника беспокойно метались водянистые, глубоко посаженные глазки. Он на самом деле такой жестокий, как говорят?

– Никому неохота заразиться, сеньор Кабраль, – холодно проговорил Джонни Аббес. Сенатору подумалось, что, если бы змеи говорили, у них был бы такой вот свистящий голос. – Попасть в немилость – заразная болезнь. Чем могу вам служить.

– Скажите, в чем меня обвиняют, полковник. – Он сделал паузу, чтобы перевести дух и казаться спокойнее, чем был. – Моя совесть чиста. С двадцати лет я посвящаю свою жизнь Трухильо и родине. Тут какая-то ошибка, клянусь вам.

Полковник остановил его движением пухлой руки, в которой сжимал платок. Погасил сигарету в латунной пепельнице.

– Не теряйте времени на объяснения, доктор Кабраль. Политика – не мое дело, я занимаюсь безопасностью. Раз Хозяин не хочет принимать вас, поскольку в вас разочаровался, напишите ему.

– Я так и сделал, полковник. Но даже не знаю, дошли ли до него мои письма. Я лично отнес их во дворец.

Одутловатое лицо Джонни Аббеса расплылось.

– Никто не станет задерживать письма, адресованные Хозяину, сенатор. Наверняка он читал их, и, если вы были искренни, он вам ответит. – Он выдержал долгую паузу, не сводя беспокойных глазок с Кабраля, и добавил с некоторым вызовом: – Вижу, вы обратили внимание на цвет моего платка. Знаете, почему у меня платки такого цвета? Причиной тому – религия розы и креста, росакрус, которой я занимался. Красный цвет – мой цвет. Вы не верите в росакрус, относите ее к предрассудкам, чему-то примитивному.

– Я ничего не знаю о религии росакрус, полковник. А потому не имею мнения на этот счет.

– Теперь у меня нет времени, но в молодости я много прочитал на тему о росакрусизме. И многому научился. Читать ауру людей, к примеру. Ваша аура в данный момент – аура человека, умирающего от страха.

– Я умираю от страха, – согласился Кабраль. – Уже несколько дней ваши люди следуют за мной по пятам. Скажите хотя бы, собираются ли меня арестовать.

– Это зависит не от меня, – сказал Джонни Аббес небрежно, как о чем-то несущественном. – Если мне прикажут, я это сделаю. А следуют за вами на случай, если вы попытаетесь скрыться. Если попытаетесь, мои люди арестуют вас.

– Скрыться? Помилуйте, полковник. Скрыться, как какой-нибудь враг режима? Я сам – режим вот уже тридцать лет.

– Вы можете попросить убежища, например, у своего друга Генри Диборна, главы представительства, оставленного нам американцами, – насмешливо продолжал полковник Аббес.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Достоевский
Достоевский

"Достоевский таков, какова Россия, со всей ее тьмой и светом. И он - самый большой вклад России в духовную жизнь всего мира". Это слова Н.Бердяева, но с ними согласны и другие исследователи творчества великого писателя, открывшего в душе человека такие бездны добра и зла, каких не могла представить себе вся предшествующая мировая литература. В великих произведениях Достоевского в полной мере отражается его судьба - таинственная смерть отца, годы бедности и духовных исканий, каторга и солдатчина за участие в революционном кружке, трудное восхождение к славе, сделавшей его - как при жизни, так и посмертно - объектом, как восторженных похвал, так и ожесточенных нападок. Подробности жизни писателя, вплоть до самых неизвестных и "неудобных", в полной мере отражены в его новой биографии, принадлежащей перу Людмилы Сараскиной - известного историка литературы, автора пятнадцати книг, посвященных Достоевскому и его современникам.

Альфред Адлер , Леонид Петрович Гроссман , Людмила Ивановна Сараскина , Юлий Исаевич Айхенвальд , Юрий Иванович Селезнёв , Юрий Михайлович Агеев

Биографии и Мемуары / Критика / Литературоведение / Психология и психотерапия / Проза / Документальное