Нечистая, неведомая и крестная сила. Крылатые слова

Мужик надрал лык с липовых деревьев в мае, когда поднимается древесный сок, а кора сидит слабо, и сделал надрез сверху вниз. Соком отдирается кора от ствола и в июле сама отпадает. Собранное лыко до октября кладут в речки или ямы, где оно очищается от верхней коры и клейкого вещества. Связал мужик надранное лыко вязками, сложил на воз и свез на базар. Нашлись у него покупатели. Здесь, по давнему обычаю, ждут этого доброго и трудолюбивого человека лиходеи затем, чтобы запутать простоту и сбить на его товар цену. Сами ткачи не торгуются, а подсылают бойких молодцов. Когда эти установят бессовестную цену, покупщики, стоявшие в кучке и в стороне с тем видом, что как будто вся эта плутня не их дело, начинают бросать жребий. Кому вынется, тот и принимает покупку; остальным выдает он отступного, каждому по пять, десять, пятнадцать копеек. На эти деньги покупается водка, которая и выпивается, как накладная цена, понижая на ту же сумму цену товара производителей. Иные только за этим магарычом и ездят на базары без копейки в кармане и без стыда в глазах. Промышленный человек раздал это лыко подручным рабочим из вольных охотников, а то и сам принялся за выделку, если есть у него своя зимница – большая холодная изба с небольшими окнами, заложенными соломой. В ней стоит пыль столбом, жар, духота и смрад, каких поискать в иных мастерских. Тут едят и спят и время проводят так, что, выспавшись немного в сумерки, в десять часов вечера встают на работу до рассвета, когда завтракают, потом с час отдыхают и снова работают. Труда много, но изделия идут на базарах за бесценок. Наживаются, как всегда и везде, кулаки как скупкой и перепродажей рогож, так и торговлей мочалом. Из коры стволов приготовляется луб, из коры ветвей выделывается мочало, для чего оно раздирается на мелкие ленты. Из них на станах, стоящих посреди зимниц, ткут рогожи разных сортов и наименований тем же способом, как и шелковые материи (с основой и утоком): через большое бердо снуются мочалочные ленты, концы которых связываются в один узел и натягиваются на деревянную раму. Уток продевается иглой в три четверти аршина длины, которая имеет на обоих концах дыры для вдевания лент. Из двух рогож большой иглой, согнутой в дугу, шьется куль: лучший сорт, верхи, идет в нем на покрышку, испод составляет внутреннюю сторону куля. Это кульё с хлебом в бунтах покрывается таёвкой, вытканной гораздо длиннее и несколько шире. Если из прорванного крюком или из худо сотканного и потому всегда легкого на вес куля высыпался хлеб на покрышки, то не все ли равно – на ту же рогожу, но лишь с худшим исходом и лишним трудом для рабочих. Лежал хлеб в зашитом куле: хорошо ему было. Высыпался он и испортил все дело. От непогоды, под дождем, спрятался по случаю один находчивый возчик в распоротый куль – ему стало немножко ловчее, да подняли на смех товарищи. Насмешки обидели, он прикрылся таёвкой, но выиграл немного: рогожа стоит коробом, защищает спину, но не прикрывает головы, вода течет за ворот, да притом надо постоянно запахиваться, потому что тяжелая рогожа лезет себе с одного плеча на другое. Сделалось не только не лучше, но даже несравненно хуже, хотя и приличнее, по крайней мере теперь некому насмехаться и потому что все товарищи облачились таким же образом. Ошибся в чем-либо иной человек (не рогоженый возчик, а, например, городской щепетильный житель), рассчитывал поправиться, изловчиться, придумал новый способ и снова неудачно: «Поправился из кулька в рогожку». Это еще хорошо или так себе, все около того же, ни хуже ни лучше, одинаково. Но бывает невыносима неудача в тех случаях, когда приходится сказать и самому себе (и посторонние люди с этим вполне согласны): «Попал как кур во щи», или «От дождя да в воду», или «Попал из огня да в полымя» и т. д.

Ободрал как липку