Нечистая сила

Закрывая локтями груди, мелко переступая длинными ногами по лоскутному половику, вся зябко вздрагивая, она пошла на постель. В этой постели предстояло разрешить первый юридический казус. За шесть лет правления военным министерством Сухомлинов получил от казны жалованья двести семьдесят тысяч рублей, а сейчас в банке на его имя лежали семьсот две тысячи двести тридцать семь рублей. Откуда они взялись – в этом Сухомлинов не мог дать отчета следователям, ссылаясь на свою бережливость. Распутин обещал Екатерине Викторовне разобраться в «фунансах» ее мужа. Но со своей протекцией не спешил по той причине, что он… влюбился. Историкам известно его признание: «Только две бабы в мире украли мое сердце – это Вырубова и Сухомлинова».

– Задела ты меня, задела, – говорил он Сухомлиновой, сам себе удивляясь. Распутин и любовь – вещи несовместимые, но случилось невероятное: весь конец его жизни прошел под знаком любви к Сухомлиновой, которую он не скрывал от людей, откровенно трепался по городу: – Хороша бабенка была у военного старикашки. Как куснешь, так уснешь. Вскочишь – опять захочешь… Ох, задела она!

В один из визитов к Распутину женщина случайно – через раскрытую дверь – увидела, что здесь же отирается и Побирушка.

– Григорий, – сказала Сухомлинова с содроганием, – как же ты, знаток людских душ, можешь пускать в свой дом Побирушку? Это же сущий Каин… Он тебя предаст, как и нас предал. Такой негодяй способен даже яду подсыпать!

* * *

Хвостов никак не ожидал, что Белецкий его спросит:

– А каково происхождение тех двухсот тысяч рублей, что вы предлагали Комиссарову за убийство Распутина?

Стало ясно, что Комиссаров (перед отбытием в Ростов) проболтался о делах министра. Хвостов даже смутился:

– Не двести я давал, а только сто тысяч.

– Это все равно. Сумма где-либо заприходована?

Степан хватал его за глотку. Хвостов вывернулся.

– Товарищ министра – товарищ министру, но министр – не товарищ товарищу министра… Удовлетворитесь пока этим!

Теперь уже не Белецкий, а я (автор!) ставлю вопрос – откуда он черпал деньги? Может, транжирил ассигнования, отпущенные на предвыборную кампанию осени 1917 года? Впрочем, к его услугам была распахнута гигантская мошна – личный кошелек княгини Зины Юсуповой, графини Сумароковой-Эльстон, богатства которой неисчерпаемы. Хвостов уже вошел в конфиденцию с этой женщиной, умной и очаровательной; его планы встретили в Москве поддержку тамошней аристократии. Сразу не ответив на вопрос Белецкого, Алексей Николаевич придумал ответ чуть позже:

– Я держу в провинции большое свиноматочное хозяйство. Отсюда и те денежки, что я предлагал Комиссарову…

Белецкий, будь он на месте Хвостова, наверное, тоже пытался бы придавить Гришку в кривом переулке. Но сейчас все силы мрачной, уязвленной честолюбием души Степан направлял исключительно на то, чтобы спихнуть Хвостова и самому занять его кресло. А в такой ситуации Распутин, несомненно, был ему очень нужен, – товарищ министра оберегал Распутина от покушений министра!

Хвостов, кажется, так и не раскусил до конца, какая обильная власть была вручена ему – он скользил по поверхности, тиранствуя даже с юмором, словно МВД – это забавная игрушка. Играл он Нижегородской губернией, теперь баловался министерством… Зато Белецкий знал полноту власти во всем ее беспредельном объеме и эту власть всегда использовал в своих целях… Исподтишка он, между прочим, собрал все антисемитские высказывания Хвостова в одну папочку и передал ее Симановичу. Тот принял с большой благодарностью и спросил – что нужно? «Сами знаете, чего хочет товарищ министра… чтобы у него был товарищ министра!» Симанович обещал, что вся распутинская машина, смазанная деньгами, будет работать для возвышения Белецкого, а досье на антисемитизм Хвостова подбросили в Думу, где оно попало в руки Керенского, и в печати вокруг имени Хвостова возник если не шум, то, во всяком случае, неприятный для него шумок… Тут и Комиссаров проболтался некстати! Теперь Хвостову ничего не оставалось, кроме вовлечения Белецкого в свои криминальные планы.

– Подготовьте мне схему ликвидации Распутина…

Белецкий, затягивая время, накидал ему на стол сразу несколько вариантов убийства – один другого романтичнее.

– Но мы же не в карты играем – давайте яд! Вы же знаете, что я хочу спасти Россию от этого грязного мужика… Надо делать это скорее, пока сидим на чердаке, а пожар бушует еще в подвалах!

Тут надо остановиться, читатель. Не Россию хотел он спасать от Распутина, а в первую очередь спасал сам себя от распутинщины. Хвостов сознавал: пока Гришка стоит у кормила власти, он, Хвостов, будет напрасно цепляться за штурвал управления страной – штурвал выбьют из его рук… Белецкий, утомленный, сказал:

– Вы не верите мне? Хорошо, я вам докажу… У меня в Саратове есть знакомый провизор. Через него я достану сильный яд. Гришку мы отравим, насыпав яду в бутылки с его любимой мадерой.

Хвостов проявлял страшное нетерпение (и это закономерно, ибо Штюрмер ползал уже где-то по верхушкам власти, удобряя их):