Нечистая сила

– Гришка уже все сделал на сто лет вперед, – отвечал бывший премьер. – Я просто не вижу, Александр Федорыч, что бы вы еще могли добавить к тому, что уже сделано…

Трепов, вступая в должность, сказал царю прямо:

– Только уберите прочь дурака Протопопова!

Царь убрал со стола письмо жены, в котором она советовала повесить Трепова на одном суку с Родзянкой и Гучковым.

– Не вижу причин убирать Протопопова, – ответил царь.

Трепов, человек жесткий, вызвал к себе Распутина.

Бестрепетно выложил перед ним двести тысяч рублей.

– Забирай, и чтобы я больше тебя в столице не видел! Я не позволю мужику вмешиваться в государственные дела.

Мужик низко-низко поклонился премьеру России.

– Хорошо, генерал. Согласен взять твои денежки. Тока вот есть у меня один человечек… С ним прежде посоветуюсь.

Через несколько дней Гришка явился к Трепову.

– Переговорил я со своим человечком. Сказал он мне – не бери денег от Трепова, я тебе, Григорий, еще больше дам!

Трепов спросил, кто этот «человечек».

– А царь наш, – сказал Распутин и вышел.

…Трепов продержался только один месяц!

* * *

Теперь, когда Штюрмера не стало, кричали так: «Протопопова – в больницу, а Трепова – на свалку!» Перед Царским Селом встала задача взорвать Думу изнутри, и царица имела платного агента, который за десять тысяч рублей, взятых им у Протопопова, брался это сделать. Грудью вставая на защиту Распутина, депутат Марков-Валяй низвергал с думской трибуны такие ругательства, что Родзянко лишил его слова. Тогда Марков сунул к носу Родзянко кулак и произнес несколько раз – со сладострастием:

– Мерзавец ты, мерзавец ты, мерзавец и болван!

«Он рассчитывал, – писал Родзянко, – что я не сумею сдержаться, пущу в него графином, и по поводу этого скандала можно будет сказать, что Государственную Думу держать нельзя и надо ее распустить… Графин такой славный был, полный воды, но я сдержался!» Дабы утешить оскорбленного Родзянку, его избрали почетным членом университета, а посол Франции украсил его сюртук орденом Почетного легиона (одновременно Палеолог вручил орден и Трепову за то, что тот потребовал удаления Протопопова). Но вот настал день 19 ноября – на трибуну поднялся Пуришкевич.

– Ночи последние не могу спать, – начал он, – даю вам честное слово. Лежу с открытыми глазами, и мне представляется ряд телеграмм… чаще всего к Протопопову. Зло идет от темных сил, которые потаенно двигают к власти разных лиц…

Над лысиной оратора сразу брякнул колокольчик.

– Прошу не развивать этой темы, – сказал Родзянко.

– Да исчезнут, – возвысил голос Пуришкевич, – Андронников-Побирушка и Манасевич, все те господа, составляющие позор русской жизни. Верьте мне, я знаю, что моими словами говорит вся Россия, стоящая на страже своих великодержавных задач и не способная мириться с картинами государственной разрухи…

– Владимир Митрофаныч, не увлекайтесь!

– В былые столетья, – вырыдывал Пуришкевич, – Гришке Отрепьеву удалось поколебать основы нашей державы. Гришка Отрепьев снова воскрес теперь во образе Гришки Распутина, но этот Гришка, живущий в условиях XX века, гораздо опаснее своего пращура. Да не будет впредь Гришка руководителем русской внутренней и общественной жизни…

Гостевые ложи заполняла публика, было множество дам, все аплодировали. Завтра его речь (если ее не зарежет думская цензура) появится в печати. Он был смят и оглушен выкриками:

– Браво, Пуришкевич, браво!

В числе прочих дам Пуришкевича обласкала и баронесса Варвара Ивановна Икскуль-фон-Гильденбрандт (известная репинская «Дама под вуалью»); чтобы сразу нейтрализовать это горячее выступление, баронесса, кокетничая, предложила Пуришкевичу:

– Умоляю… немедленно… мотор на площади… едем к Григорию Ефимычу! Он так любит все оригинальное…

Пуришкевич не попался на эту удочку и поехал на трамвае домой, чтобы впервые за много дней как следует выспаться. На следующий день его одолевали телефонные звонки. Пуришкевич не хотел ни с кем разговаривать, но вечером жена настояла:

– Тебе что-то хочет сказать князь Феликс Юсупов, а это, Володя, лицо значительное, отказывать ему не стоит…

Юсупов сказал, что сейчас он сдает экстерном экзамены в Пажеском корпусе, а потому 19 ноября не мог лично приветствовать оратора, ибо, нарушив уставы корпуса, посетил бы Думу в штатском.

– Владимир Митрофанович, я хочу с вами побеседовать, но разговор не для телефона. Когда вы можете меня принять?

– Завтра, в девять утра.

Юсупов прибыл на квартиру Пуришкевича и, как родственник императорской семьи, сообщил последнюю придворную новость:

– Моя тетя (царица) грызет ковры от злости. А вы знакомы с Митей? Я имею в виду великого князя Дмитрия Павловича… Он прочел вашу речь и сказал, что вы ошибаетесь. Вам кажется, что если открыть глаза царю, то этим вы спасете Россию.

– А как же иначе? – отвечал Пуришкевич.

– Этого мало, – с милой улыбкой сказал Феликс.

2. Анкета на убийц

Замешанных в заговоре на жизнь Распутина было много (даже больше, чем нужно), но главных убийц было трое. О них и поведаем в порядке – согласно их титулованию.

* * *