Нечто в лодке по ту сторону озера...

Мы закончили на первую долю, обрушив на нее всю мощь моего последнего аккорда и синхронных Славиных ударов по обеим тарелкам и бочке.

Я взял со стола какую-то ткань и кинул ей в Славу.

— На, накройся. Ты орешь как не знаю кто. Я себя не слышу.

Слава развернул ткань и накинул ее на "рабочий" барабан, чтобы он производил меньше шума. И хотя его звук от этого менялся и становился более глухим, но видимо только так можно было бороться с грохотом, который производил мой барабанщик.

Катя указала на деревянную дверь в стене, рядом с которой стояла, и спросила:

— А что там находится?

— Там вроде бомж какой-то живет, — ответил я после небольшой заминки.

— Правда?

— Абсолютно.

— А можно посмотреть?

— Ну, только если он против не будет.

— Ну, мы его спросим.

— Ну тогда ладно… Только повежливее с ним.

— Конечно.

Катя со скрипом открыла деревянную дверь, и они с Мариной исчезли в темной комнате, в которой реально не было освещения.

Мы со Славой переглянулись с улыбками на лицах.

Через несколько секунд девчонки вылетели с визгом из темной комнаты, а я заметил в руках у Кати зажигалку.

— Там правда бомж валяется! — с выпученными глазами выкрикнула она.

— Чо серьезно?

— Да. Сам посмотри.

— Афигеть.

Я подошел к двери и заглянул в комнату.

— Где?

— Да вон он лежит!

Катя сунула мне зажигалку.

— Возьми вон подсвети.

— Давай… О-о-о, как же я давно уже не держал в руках зажигалку, — ответил я, сжимая в ладони эту красную полупрозрачную пластмассовую коробочку, внутри которой плескалась горючая жидкость.

Я щелкнул большим пальцем по шестеренке, и, проведя перед собой образовавшимся огоньком, осветив пустую комнату, осмотрел углы.

— Точно! Вон он лежит! — громко прошептал я, остановившись на одном из углов, в котором валялась какая-то старая фуфайка.

— Я же говорю.

— А-а-а! Жесть!

— Да ваще п^#!$ц.

— Он хоть дышит? Он живой, нет?

— Не знаю.

— Ладно, пошли отсюда.

Мы вышли из этой комнаты и закрыли дверь.

— Там реально бомж валяется, — произнес я с выпученными глазами, обратившись к Славе.

Он покачал головой с видом, типа, "Чо за детский сад", и ответил:

— Ладно, давай играть уже.

В общем, на репетиции складывалась легкая полушуточная обстановка, расслабляющая и делающая процесс общения более свободным. Прикалываясь между собой, мы раскрепощались и начинали сильнее сближаться, со временем так же привязываясь друг к другу, и переходя на новый уровень отношений. Это было важно. Теперь Катя воспринимала нас не только как профессионалов своего дела и своих учителей, но и как хороших приятелей.

Мы проиграли еще несколько песен. Катя, кажется, окончательно расслабилась в создавшейся обстановке и чувствовала себя довольно свободно. Она откопала где-то в углу какую-то заныканную недопитую бутылку водки, не самой дешевой, кстати, и, давясь от смеха, продемонстрировала ее нам.

— Лучше не пей! Ты не знаешь, что там может быть! Даже мы не знаем! — прокричал я сквозь грохот барабанов и примоченной электрогитары.

— Вы же не пьете! — заметила она.

— Это же не наша база! — ответил я с улыбкой.

Катя, постебавшись, убрала бутылку обратно, а я продолжил концентрировать внимание на своей партии во время игры.

Походив еще немного по комнате, в надежде обнаружить в ней еще что-нибудь интересное, пока мы фигачили одну и ту же тему, Катя наконец-то все же успокоилась и, усевшись в старое кожаное кресло, упертое из какого-то концертного зала, закурила. Марина, закончив переводить пленку на нашу репетицию, упаковала обратно фотоаппарат и тоже села на кресло рядом со своей подругой. Пока мы долбились, они сидели и разговаривали между собой, затирая за какие-то темы, смысл которых сложно было уловить сквозь грохот наших инструментов, и получалось, что у нас здесь складывалось таких как бы два мира, объединенных все же в нечто одно целое.

Так мы проводили время, играя свои музыкальные темы, по двадцать-тридцать минут, потом заканчивая их и прерываясь на общение.

В этот раз Катерине не получилось поиграть на гитаре. Процесс обучения отнимал достаточно много времени, а мы итак уже не мало растеряли его на этой репетиции. Да и сама Катерина не горела большим желанием обучаться игре в этот день. Видимо неохота было напрягаться, смазывая впечатления от нашей тусовки. Вместо электрогитары мы на последние полчаса дали ей один барабан, сняв его с ударной установки. Она сидела и долбилась по нему палками, пытаясь попадать с нами в такт — это было тоже полезно, развивало чувство ритма.

Проведя так в репетиционной комнате около трех с половиной часов, и подойдя уже к осознанию того, что наш мозг не в состоянии больше адекватно воспринимать какие-либо музыкальные гармонии, а тело всеми своими конечностями рвется поближе к дому — мы решили, что на сегодняшний день будет достаточно, и начали потихоньку собираться. Марина ушла немного раньше, не дожидаясь нас, и оставив нас с Катей втроем.