Нечто в воде

Я совершенно уверена, Эдди мог позволить себе бухгалтера, и не сомневаюсь, что последний давал показания в суде. Меня поражает способность Эдди совать всем кукиши под нос, дразнить гусей и выходить сухим из воды. Более того, я хочу, чтобы это сошло ему с рук. Я болею за него, как и все. За его развязную, простодушную сумасшедшинку. Я вижу в нем человека из другого мира, совсем не похожего на настоящий преступный мир – жестокий, зубодробительный. Это какая-то веселая, уютная преступность. Старые добрые английские преступления.

– Хорошо. – Подаюсь вперед, принимая его игру. – Насколько я поняла, вы не станете рассказывать о Ричардсонах, верно, Эдди?

Надо как-то определить правила.

– Эрин, дорогуша, я отвечу на любые вопросы. Я – как открытая книга. Могу чего-то не знать, но определенно готов попробовать. Улыбнись, красотка! – с озорным видом склоняет голову набок Эдди.

Не в силах противостоять его обаянию, я улыбаюсь искренне, во весь рот.

– Спасибо большое, Эдди. В таком случае вы не могли бы рассказать мне о Чарли Ричардсоне, главе банды, каким он был?

Мне кажется, я поняла правила. Спрашивать можно о чем и о ком угодно, не требуя точных фактов.

– Он был ужасным человеком, последней сволочью… но в самом лучшем варианте этого типажа. Так порой бывает.

Эдди вздыхает.

– Кто не знает о Ричардсонах? Все замешанные в тех старых ист-эндских делах давно мертвы. Я не собираюсь крысятничать и о мертвых плохо не говорю… Только Чарли был редкостным гадом. Нет, я никогда не видел, чтобы он сам кого-то пытал, но Чарли сам рассказывал. Он приспособил мотор от разобранного бомбардировщика времен Второй мировой для пыток электричеством. Он пытал, кромсал, запугивал, пока ему не рассказывали все, что он хотел знать. Я как-то спросил: «Откуда ты знаешь, что они тебе под пытками не врут?» Чарли ответил: «Они врут до тех пор, пока не превращаются в маленьких детей, способных говорить только правду». Я же не о том спрашивал, понимаешь? Я имел в виду: вдруг эти люди с самого начала говорили правду, а он пытал их до тех пор, пока те не начинали выдумывать всякую чушь? Чарли такой расклад в голову не приходил. Я тогда не стал выяснять. Чарли относился к другому поколению. Считал, что знает, как устроен мир. По-моему, пытки никогда не помогали. Людей надо уважать, верно, Эрин? Хочешь, чтобы тебя уважали, сам прояви уважение. Позволь противнику умереть, сохранив достоинство. А уж есть у него достоинство или нет – не твоя проблема. Никто тебя не упрекнет, если ты относишься к людям с уважением.

Я не совсем уверена в правильности его рассуждений и продолжаю.

– Вы всегда относились к людям с уважением, Эдди? – задаю очень важный для меня вопрос.

Он смотрит на меня исподлобья.

– Да. Всегда относился и буду. Просто нельзя на что-то рассчитывать, Эрин, не потрудившись узнать правила. Вступил в игру – не жалуйся потом, если проиграешь. Проигрывать тоже нужно уметь. Хороший спортсмен всегда позволит сопернику проиграть с достоинством.

Он замолкает и смотрит на меня оценивающим взглядом. Хочет что-то сказать. Я его не тороплю, он отводит глаза: передумал.

В комнате воцаряется тишина. Эдди выглядит отстраненным, задумался о чем-то своем. Я чувствую, что мы подошли к опасной черте, и меняю тему.

– Чем вы собираетесь заняться? С чего начнете, когда выйдете из тюрьмы? У вас есть какие-то планы?

Нужно сохранить настроение.

– Выключи камеру, – внезапно произносит он и устремляет на меня серьезный немигающий взгляд. Все его обаяние вдруг исчезло. Меня прошибает по́том. Тишина между нами сгущается. Мое сердце пускается вскачь. Я не понимаю, что происходит, ориентиры больше не действуют, я теряю точку опоры.

– Выключи камеру. Сейчас же.

Он сидит неподвижно. Окаменевший, непоколебимый. Опасный.

Нащупываю кнопку. Не знаю, почему я его слушаюсь. Глупо, однако у меня нет выбора. Можно позвать охранников… нет, это не выход. Я столкнулась с чем-то непонятным и хочу знать, в чем дело. Остается только выполнять его указания.

Красный огонек гаснет.

– Эдди, с вами все в порядке?

Не знаю, зачем я это спросила – с ним определенно все в порядке. Это у меня руки дрожат.

– Все хорошо, Эрин. Успокойся.

Выражение его лица смягчается, как и голос. Мои плечи начинают понемногу расслабляться. А я и не осознавала, что они напряглись.

– Прости, если напугал, детка. Дело в том, что я… хм… Ладно, хорошо.

Он, похоже, борется с собой. И наконец начинает:

– Хочу попросить тебя кое о чем, давно хотел, еще по телефону, да не мог, и на камеру не буду. Я хочу попросить тебя об услуге. По правде говоря, милочка, я только поэтому согласился на интервью. Ты мне, я тебе. Услуга за услугу. Так что слушай, повторять не собираюсь.

Не могу поверить, что мне это не снится. Хотя, если честно, я понятия не имею, что именно происходит. Вспоминаю о сообщениях. Может, их оставлял кто-то другой?

– Я не привык просить, так что слушай внимательно. – Он прокашливается. – Дело личное. Меня такие вещи… сильно напрягают. В моем возрасте вредно волноваться, понимаешь? Так что мне нужна твоя помощь. Поможешь мне, лапуля?