Necropolitics

Анархизм, под разными фигурами, представляет себя как превзошедший, в частности, парламентскую демократию. Основные анархистские течения стремились осмыслить политическое вне буржуазного господства. Их проект должен был покончить с любым политическим господством - парламентская демократия была одной из его форм. Для Михаила Бакунина, например, преодоление буржуазной демократии происходит через преодоление государства - института, специфика которого состоит в том, чтобы стремиться к собственному сохранению, а также к сохранению классов, которые, монополизировав государство, продолжают его колонизировать. Преодоление государства открывает появление "коммуны", которая, будучи не просто экономическим или политическим образованием, является фигурой par excellence самоуправления общества.

Другой критикой жестокости демократий занимаются революционные профсоюзные деятели, для которых вопрос не столько в том, чтобы утяжелить существующей системы, чтобы разрушить ее с помощью насилия. Насилие отличается от силы. "Цель силы, - пишет Жорж Сорель, - навязать определенный социальный порядок, в котором правит меньшинство". Она стремится "привести к автоматическому повиновению". Насилие же, напротив, "стремится к разрушению этого порядка" и к "сокрушению авторитета". С 1919 года до начала 1930-х годов во Франции многочисленные рабочие демонстрации были направлены именно на достижение этой цели. Большинство из них заканчивались гибелью людей, захватом улиц и возведением баррикад. Цикл провокаций-репрессий-мобилизации способствовал утверждению классовой идентичности наряду с длительными забастовками и постоянными столкновениями с силами порядка. Идея заключалась в том, что пролетарское насилие сохраняет моральное превосходство над реакционным насилием государственного аппарата. Спустя почти два десятилетия после подавления Коммуны и роспуска Первого Интернационала в 1876 году анархизм быстро распространился во Франции. Его декларируемыми целями были уничтожение собственности и экспроприация владельцев, а одним из его оружий стал террор, который несли угнетенные. В 1890-х годах этот террор был связан с совершением дерзких подвигов в рамках экономики жертвоприношения - жертвоприношения во имя пролетарского дела.

Эта критика демократии, сформулированная с точки зрения социальных слоев, которые изначально терпели жестокость демократии на самом Западе, относительно хорошо известна. Однако недостаточно внимания уделяется ее многочисленным генеалогиям и их переплетениям. Историю современных демократий рисуют так, будто она сводится к истории внутренних западных обществ, будто, замкнувшись в себе и закрывшись от мира, эти общества ограничили себя узкими рамками своего непосредственного окружения. Но так никогда не было. Триумф современной демократии на Западе совпал с тем периодом его истории, когда этот регион мира был вовлечен в двойное движение - внутреннюю консолидацию и экспансию за моря. История современной демократии - это, по сути, история с двумя лицами и даже двумя телами - солнечным, с одной стороны, и ночным, с другой. Главные эмблемы этого ночного тела - колониальная империя и рабовладельческое государство, а точнее, плантация и колония.

В частности, колония - это место, где отбывают наказание в виде исключения. Эти приговоры направлены на устранение и ликвидацию тех, кто им подвергся. На заре зарождения колонии такие приговоры выносились политическим противникам, осужденным по общему праву на принудительные работы, и даже преступников-рецидивистов. Во Франции закон от 26 августа 1792 года де-факто ввел политическую депортацию. В период с 1852 по 1854 год колониальные тюрьмы стремительно расширялись. Массовые депортации происходили на протяжении всего XIX века, в частности в Гайане, где иногда легкие тюремные сроки превращались в пожизненное заключение. В семи отношениях колониальная каторга предвосхищает массовое тюремное заключение, характерное для современной эпохи, - крайнее и всеобщее принуждение и одиночное заключение. Жестокое обращение с заключенными и навязанные им формы лишений смешивают два обоснования: нейтрализацию и изгнание.

Чтобы рассеять случайность своих основ и насилие, сковывающее их скрытые аспекты, современной демократии потребовалось с самого начала окутать себя квазимифологической структурой. Как мы только что убедились, порядки демократии, плантации и колониализма долгое время поддерживали отношения близнецов (rapports de gémellité). Эти отношения были далеко не случайными. Демократия, плантация и колониальная империя объективно являются частью одной и той же исторической матрицы. Этот исходный и структурообразующий факт лежит в основе любого исторического понимания насилия современного глобального порядка.