Читаем Necropolitics полностью

С новой географией добычи ресурсов коррелирует появление беспрецедентной формы государственного управления, которая заключается в очеловечивании толпы. Добыча и разграбление природных ресурсов военными машинами идет рука об руку с жестокими попытками обездвижить и пространственно зафиксировать целые категории людей или, как это ни парадоксально, освободить их, чтобы заставить рассеяться на обширных территориях, больше не ограниченных границами территориального государства. Как политическая категория, население затем разделяется на повстанцев, детей-солдат, жертв, беженцев или гражданских лиц, которые становятся недееспособными в результате калечащих операций или просто уничтожаются по образцу древних жертвоприношений, а "выжившие", пережив ужасающий исход, оказываются в лагерях и зонах исключения.

Эта форма государственности отличается от колониального командования. Техники осуществления полицейской власти и дисциплины, выбор между повиновением и симуляцией, характерные для колониального и постколониального потентата, постепенно заменяются альтернативой, более трагичной, потому что более экстремальной. Если власть все еще зависит от жесткого контроля над телами (или от их концентрации в лагерях), то новые технологии уничтожения меньше заботятся о том, чтобы вписать тела в дисциплинарные аппараты, чем о том, чтобы вписать их, когда придет время, в порядок максимальной экономики, которую теперь представляет "mas- sacre". В свою очередь, всеобщая небезопасность углубила социальное различие между теми, кто носит оружие, и теми, кто его не носит (закон распределения оружия). Все чаще война ведется уже не между армиями двух суверенных государств, а между вооруженными группами, действующими под маской государства, и вооруженными группами, не имеющими государства, но контролирующими совершенно разные территории, причем обе стороны имеют в качестве основных целей гражданское население, которое не вооружено или организовано в ополчения. В тех случаях, когда вооруженные диссиденты не полностью захватывали государственную власть, они провоцировали территориальные разделы и добивались контроля над целыми регионами, которыми они управляли по образцу вотчин, особенно если в них находились месторождения полезных ископаемых.

Методы убийства не сильно отличаются друг от друга. В частности, при массовых убийствах безжизненные тела быстро сводятся к статусу простых скелетов. Их морфология отныне вписывает их в реестр недифференцированной общности: простые реликты непогребенной боли; пустые, лишенные смысла телесности; странные отложения, погруженные в жестокое оцепенение. В случае с геноцидом в Руанде, когда несколько скелетов, если их не эксгумировали, хранились в видимом состоянии, поражает напряжение между, с одной стороны, окаменением костей и их странной холодностью, а с другой - их упрямым желанием что-то значить, что-то обозначать.

В этих бесстрастных кусках костей, кажется, нет атараксии: ничего, кроме иллюзорного отказа от смерти, которая уже произошла. В других случаях, когда физическая ампутация заменяет немедленную смерть, отсечение конечностей открывает путь для применения техник разрезания, абляции и иссечения, целью которых также являются кости. Эта демиургическая хирургия оставляет следы, которые сохраняются надолго, в виде человеческих фигур, которые, конечно, живы, но чья телесная целостность была восстановлена с помощью кусков, фрагментов, складок, где даже огромные раны нелегко заживают. Их функция - навсегда запечатлеть болезненное зрелище такого отсечения перед глазами жертвы и окружающих.

 

Акты и металл

Давайте вернемся к примеру Палестины, где мы видим противостояние двух, казалось бы, непримиримых логик: логики мученичества и логики выживания. Рассматривая эти логики, я хотел бы поразмышлять о двойных проблемах - смерти и террора, с одной стороны, и террора и свободы, с другой.

В противостоянии этих двух логик террор и смерть не стоят по разные стороны друг от друга. Ужас и смерть являются ядром обеих логик. Как напоминает нам Элиас Канетти, выживший - это тот, кто, встав на пути смерти, познав множество смертей и оказавшись среди павших, все еще жив. Или, точнее, выживший - это тот, кто сразился с целой стаей врагов и сумел не только выбраться живым, но и убить нападавших. Вот почему убийство - это низшая форма выживания. Канетти отмечает, что в логике выживания "каждый человек - враг каждого другого". Еще более радикально то, что в логике выживания ужас, испытываемый при виде смерти, превращается в удовлетворение от того, что мертвый человек - это другой. Именно смерть Другого, его физическое присутствие в виде трупа, позволяет выжившему почувствовать себя уникальным. А каждый убитый враг позволяет выжившему чувствовать себя более защищенным.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Зеленый свет
Зеленый свет

Впервые на русском – одно из главных книжных событий 2020 года, «Зеленый свет» знаменитого Мэттью Макконахи (лауреат «Оскара» за главную мужскую роль в фильме «Далласский клуб покупателей», Раст Коул в сериале «Настоящий детектив», Микки Пирсон в «Джентльменах» Гая Ричи) – отчасти иллюстрированная автобиография, отчасти учебник жизни. Став на рубеже веков звездой романтических комедий, Макконахи решил переломить судьбу и реализоваться как серьезный драматический актер. Он рассказывает о том, чего ему стоило это решение – и другие судьбоносные решения в его жизни: уехать после школы на год в Австралию, сменить юридический факультет на институт кинематографии, три года прожить на колесах, путешествуя от одной съемочной площадки к другой на автотрейлере в компании дворняги по кличке Мисс Хад, и главное – заслужить уважение отца… Итак, слово – автору: «Тридцать пять лет я осмысливал, вспоминал, распознавал, собирал и записывал то, что меня восхищало или помогало мне на жизненном пути. Как быть честным. Как избежать стресса. Как радоваться жизни. Как не обижать людей. Как не обижаться самому. Как быть хорошим. Как добиваться желаемого. Как обрести смысл жизни. Как быть собой».Дополнительно после приобретения книга будет доступна в формате epub.Больше интересных фактов об этой книге читайте в ЛитРес: Журнале

Мэттью Макконахи

Биографии и Мемуары / Публицистика
Николай II
Николай II

«Я начал читать… Это был шок: вся чудовищная ночь 17 июля, расстрел, двухдневная возня с трупами были обстоятельно и бесстрастно изложены… Апокалипсис, записанный очевидцем! Документ не был подписан, но одна из машинописных копий была выправлена от руки. И в конце документа (также от руки) был приписан страшный адрес – место могилы, где после расстрела были тайно захоронены трупы Царской Семьи…»Уникальное художественно-историческое исследование жизни последнего русского царя основано на редких, ранее не публиковавшихся архивных документах. В книгу вошли отрывки из дневников Николая и членов его семьи, переписка царя и царицы, доклады министров и военачальников, дипломатическая почта и донесения разведки. Последние месяцы жизни царской семьи и обстоятельства ее гибели расписаны по дням, а ночь убийства – почти поминутно. Досконально прослежены судьбы участников трагедии: родственников царя, его свиты, тех, кто отдал приказ об убийстве, и непосредственных исполнителей.

А Ф Кони , Марк Ферро , Сергей Львович Фирсов , Эдвард Радзинский , Эдвард Станиславович Радзинский , Элизабет Хереш

Биографии и Мемуары / Публицистика / История / Проза / Историческая проза
Дальний остров
Дальний остров

Джонатан Франзен — популярный американский писатель, автор многочисленных книг и эссе. Его роман «Поправки» (2001) имел невероятный успех и завоевал национальную литературную премию «National Book Award» и награду «James Tait Black Memorial Prize». В 2002 году Франзен номинировался на Пулитцеровскую премию. Второй бестселлер Франзена «Свобода» (2011) критики почти единогласно провозгласили первым большим романом XXI века, достойным ответом литературы на вызов 11 сентября и возвращением надежды на то, что жанр романа не умер. Значительное место в творчестве писателя занимают также эссе и мемуары. В книге «Дальний остров» представлены очерки, опубликованные Франзеном в период 2002–2011 гг. Эти тексты — своего рода апология чтения, размышления автора о месте литературы среди ценностей современного общества, а также яркие воспоминания детства и юности.

Джонатан Франзен

Публицистика / Критика / Документальное