Necropolitics

В своих работах Фанон не переставал подчеркивать одну из главных черт отношений хозяина и субъекта в колониях, а именно их бедность с точки зрения мира. С этой точки зрения жизнь в колониальном мире можно сравнить с жизнью животных. Связь, которую поддерживают колониальные хозяева и их подданные, никогда не приводит к созданию живого аффективного сообщества. Она никогда не приводит к формированию общего мира. Колониальный хозяин практически никогда не позволяет себе быть затронутым речью своего подданного.

Бедность отношений, которые хозяин поддерживает с туземцем (его предмета с юридико-правовой точки зрения одновременно с его вещью с расовой и онтологической точки зрения) воспроизводится здесь, но с другой стороны. В отсутствие мужа круг замыкается на его жене, которая с этого момента сталкивается с силой воли того, кто вскоре станет ее убийцей. Не успела закончиться мольба, как "в следующую минуту она была мертва". Несмотря на финальный призыв к некой человечности и состраданию, к чувствам, которые, как предполагается, разделяют все. Нет детонации. Нет и дистанции. Узкая игра близости, почти цепкого, замкнутого контура, отношения объекта к другому объекту: "Я убил ее своим ножом".

Но кого он только что убил? Эту женщину, которая умоляла его пощадить ее жизнь и в конце концов потеряла ее? Или ту женщину, которая, по сути, является лишь чучелом другой женщины, зеркалом его матери, о которой он думал в тот самый момент, когда смотрел на свою потенциальную жертву: "Но я продолжал смотреть на женщину и думать о своей матери".

Перефразируем: "Она стала умолять нас не убивать ее. В следующее мгновение она была мертва. Я убил ее своим ножом. Я был обезоружен. Через несколько дней я был на допросе. Я думал, что меня убьют. Но мне было все равно". Можно подумать, что на этом все закончится. Кто-то пролил кровь его матери. Французский солдат, общее название врага без лица, с множеством лиц.

В ответ на жажду мести этой крови он проливает кровь другой женщины, которая, со своей стороны, не пролила ничьей крови, но оказалась косвенно вовлечена в адский круг войны вопреки себе, благодаря своему мужу, который фактически несет ответственность за убийство двух алжирцев, но, избежав возмездия, теряет свою жену. Обе стороны теряют мать, а мужчина, отсутствовавший в момент убийства, - жену. Сироты с обеих сторон, а для мужчины, которому изначально предназначалась смерть, - вдовец. Женщины не только расплачиваются за поступки, совершенные мужчинами. Они являются разменной монетой в этой погребальной экономике.

Из-за этого избыточного присутствия женщины, будь то в образе матери, супруги или сестры, больше нельзя с полной ясностью сказать, кто именно был предан смерти. Кто предположительно был получателем смерти? Как можно быть уверенным, что, разделываясь с женщиной, человек не убивал собственную мать? Вампир, угрожающий вылить из наших тел всю кровь, этот символ бесконечного подола...

Не так ли называется это двойное расчленение, одно призрачное (его матери), а другое реальное (жены моего врага)? Крики тех женщин, у которых "зияла дыра в животе"; мольбы всех этих женщин, "бескровных, болезненно бледных и ужасно худых", просивших избавить их от смерти за неимением защиты, - не это ли теперь будоражит убийцу ужасом, мешает ему спать, заставляет его рвать после еды? Не потому ли с наступлением вечера, как только он ложится спать, в комнату "вторгаются женщины", все те же самые, требуя вернуть им пролитую кровь?

"В этот момент, - отмечает Фанон, - шум стремительной воды наполнил комнату и стал таким громким, что казался грохочущим водопадом, и молодой пациент увидел, что пол в его комнате пропитан кровью, его кровью, в то время как женщины постепенно обретали свой цвет, а их раны начали закрываться. Промокший от пота и охваченный тревогой, пациент просыпался и снова приходил в возбужденное состояние до рассвета".

 

Глава 6. В этот удушливый полдень