Necropolitics

Обе фразы сразу же устанавливают причинно-следственную связь между колонизацией и фактами травм. Они также указывают на то, как трудно раз и навсегда излечить жертв колонизации. Эта трудность связана не только с тем, что усилия по излечению занимают почти бесконечное время. В действительности некоторые раны, порезы и повреждения никогда не будут залечены из-за их глубины; их шрамы никогда не сотрутся; их жертвы навсегда останутся в памяти. Что касается колониальной войны, то она рассматривается здесь с точки зрения психических расстройств, которые она порождает как среди агентов оккупирующей державы, так и среди туземного населения.

Этот молодой двадцатишестилетний алжирец - яркий тому пример. На первый взгляд, он страдает от постоянных мигреней и бессонницы, но на самом деле проблема заключается в половом бессилии. Сбежав с операции по оцеплению, он бросил такси, которое сначала использовал для перевозки листовок и политических лидеров, а затем, мало-помалу, алжирских коммандос, участвовавших в освободительной войне. В такси остались два магазина для пистолетов-пулеметов. Поспешно присоединившись к маки, он не имел никаких известий о жене и двадцатимесячной дочери, пока в тот день супруга не пришла к нему с посланием, в котором просила забыть ее.

Просьбу о забвении можно объяснить тем, что она пережила двойное изнасилование: сначала в одиночку ведущим французским военнослужащим, затем другим, и, по мнению некоторых других, надо сказать, свидетелями? Двойное унижение, которому она подверглась, сразу же поднимает проблему стыда и вины. Если первая сцена изнасилования происходила почти наедине, при встрече лицом к лицу между женщиной и ее палачом, то вторая приобретает характер публичного заседания. На этой сцене позора выступает один-единственный солдат, но под квазипорнографическим взглядом нескольких других, которые переживают это испытание в режиме делегированного наслаждения. Над сценой нависает физически отсутствующая фигура, но та, чье призрачное присутствие побуждает солдата-насильника усилить ярость. Эта фигура - муж. Изнасиловав его жену, французские солдаты нацеливаются на его фаллос и стремятся символически кастрировать его. В этом конфликте между мужчинами женщина служит, прежде всего, заменителем и, кроме того, объектом для удовлетворения садистских побуждений офицера. Для этого офицера речь идет, пожалуй, даже не о наслаждении. С одной стороны, речь идет о том, чтобы глубоко унизить женщину (а через нее и ее мужа), нанести непоправимый ущерб их соответствующим чувствам гордости и достоинство, а также представление о себе и своих отношениях. С другой стороны, через акт изнасилования закладывается нечто вроде отношений ненависти. Ненависть - это не только отношения признания. Это, прежде всего, отношение презрения. Один фаллос казнит другой фаллос: "Если ты еще раз увидишь этого ублюдка, твоего мужа, не забудь рассказать ему, что мы с тобой сделали". Более того, если запрет выполнен, несчастная супруга подчиняется.

Прося мужа забыть ее, женщина выражает отвращение и унижение, которые она, должно быть, испытывала. Ее интимное и тайное существо было обнажено для чужого взгляда, для взгляда неизвестных людей, для взгляда оккупанта. Ее желание, ее скромность, ее скрытое наслаждение, как и ее телесная форма, были если не осквернены, то, по крайней мере, выставлены напоказ, выставлены против ее воли, оскорблены и сделаны вульгарными. Она больше никогда не сможет продемонстрировать их в целостности и сохранности.

А поскольку все происходило на глазах у свидетелей или, во всяком случае, вуайеристов, она уже не может сама ничего скрыть. Все, что она может сделать, - это признаться. И поскольку она не в состоянии затереть это оскорбление, у нее остается единственный выход - попросить мужа забыть ее - чистый жест разрыва отношений. Здесь, когда женщина создана для мужчин, а не для собственного удовольствия, оскорбление мужской чести - это пятно, которое неизбежно заканчивается жертвой: потерей этого самого мужчины.

Что касается мужчины, то он страдает от импотенции. Его достоинство как мужа оскорблено. Разве оно не зиждется на принципе исключительного наслаждения своей женой? Разве его фаллическая сила не лелеет эту исключительность? Поскольку его жена "попробовала француза" вопреки себе, связь исключительности нарушена. Теперь она тащит за собой прожитую плоть, как пятно, которое невозможно отмыть, стереть или удалить. Он выходит из этого опыта глубоко потрясенным. Эта травма теперь владеет им: "Каждый раз, когда он пытался вступить в половую связь, он думал о своей жене". Его жена - это девушка, на которой ему пришлось жениться, хотя он любил другую, свою кузину, которая в результате семейных отношений вышла замуж за другого мужчину. Его жена - это девушка, на которой он в итоге женился, потому что родители предложили это сделать. Его жена была милой, но он не любил ее по-настоящему.