С виду обычный парень, несколько застенчивый, с румянцем во всю щеку. И только добрые близорукие глаза за стеклами очков выдают серьезную для его лет работу мысли.
Оказалось, дальний-предальний их родственник, точнее, седьмая вода на киселе. Упомянул об этом, чтобы объяснить, почему еще в Людинове ему советовали зайти к ним, учительской семье Смирновых-Полетаевых.
А в Жиздре он по делу, к старшему брату. И показал рукой через улицу, где высилась двухэтажная, из белого кирпича, обнесенная таким же белокаменным забором уездная тюрьма.
Тут и припомнилось: неделю или более назад приходила из Людинова Антонина Михайловна Фокина к старшему сыну, в эту «романовскую гостиницу», и так же заглянула к ним. Значит, это средний Фокиных сын, Игнатий, который недавно окончил министерское училище на чертежника.
Груня охотно рассказала о себе. После курсов с прошлой осени служит учительницей младших классов в селе Огорь, верст с десяток от города. В Жиздре не так просто в школе место получить, к тому ж тянет к крестьянским детям, да и вообще, сейчас учитель в деревне- важнее…
Сидели в застекленном коридоре, что-то наподобие веранды. Игнат с удовольствием выпил кружку парного молока, поблагодарил. Сказал, как бы продолжая грунины слова:
— В деревне мы пока по-настоящему не начинали. Народничество — это не то, что надо нести крестьянству. Ему нужна пролетарская, рабочая идеология… Например, правду о революции пятого года. Вы тоже так понимаете? Тогда ответьте, пожалуйста, на такой вопрос: есть ли среди ваших деревенских учителей кружок? А социал-демократическая литература имеется?.. Начинать же надо именно с этого — с овладения знаниями самих учителей. Иначе какие же они пропагандисты? Давайте договоримся: в следующее воскресенье я снова к вам приду и кое-что принесу из брошюр и прокламаций, а там условимся о дальнейшем. Идет?
Теперь покраснела она: на два года старше гостя, учительница, а сидит, как школьница на экзамене… Ну и он слишком уж заученно, по-книжному ей объясняет. Должно быть, недавно сам прочел, и многие слова так и отпечатались в голове… А может быть, в этом и заключается главная обязанность руководителя нелегального кружка — в точности донести до слушателей содержание брошюр, почти ничего не добавляя от себя?
Игнат чутко уловил: переборщил, и этот менторский тон. И когда спросил о том, как учителя и простые крестьяне относятся к предстоящим выборам в Государственную думу, вдруг неожиданно произнес:
— Вы когда в школе учились, проходили по географии пустыню? Так вот представьте: безжизненное пространство и на нем — единственный чахлый кустик. Но на него нельзя не обратить внимания…
Обрадованно сама подсказала: Дума — крохотное растение, а пустыня, если можно так выразиться, российская политическая действительность, где реакция после революции пятого года нещадно истребляет все живое? Конечно, кивнул головой. А теперь нетрудно сделать вывод: хотя бы из кустика, да извлечь пользу!
В следующий раз принес литературу: брошюры со статьями «О Государственной думе», «Избирательная платформа РСДРП», несколько номеров «Мальцевского рабочего». Познакомился с огорьскими учителями и осенью, как начнутся занятия, обязательно пообещал к ним наведаться, чтобы наладить занятия кружка.
Рассказал, как действует у них в Людинове кружок для молодых рабочих и работниц. По форме — посиделки. Вроде собрались вечерком по-соседски, самовар на столе, а читают вслух статьи, брошюры, чтец же по ходу дела растолковывает непонятные места.
— Для села подходит?
— Еще как!..
Точно на праздник спешил теперь Игнат в Жиздру и Огорь. Кто-нибудь со стороны мог бы подмигнуть: чего не сделаешь, если прикажет сердце! И этот интерес уже наметился… Но если бы звали одни сердечные влечения, больше подходило бы с букетом цветов, чем с чемоданом, набитым прокламациями. Нет, в первую очередь влекло на свидание дело, которому отдался самозабвенно.
Объездил и исходил почти всю округу, знакомясь о теми, кого можно привлечь к распространению листовок, кто сам тянется к правдивому слову. Вот только до Паровозной Радицы не добрался, где вагоностроительный завод. Местечко это в трех верстах что от Брянска, что от Бежицы, но относится к акционерному обществу бывших мальцевских предприятий. К ней и тянется от Людинова узкоколейка длиною почти на сто верст, проложенная еще в генеральскую бытность, по которой водит свой «самовар» Иван Васильевич Фокин.
Доехать с отцом — проще пареной репы. В Дятьково, Песочню и другие места, если требуется по каким-то скрытным делам, подчас с чемоданом, набитым прокламациями, пожалуйста! Нацелился и в Паровозную, но Григорий Панков при очередном свидании сказал, что лучше, если он сам сведет его с человеком оттуда, который повадился у него, Панкова, обзаводиться прокламациями для своего завода. Кстати, он там, в Радице, сейчас, как перст, один-разъединственный социал-демократ и остался. Кто арестован, а кто сам себя из партии выключил и, как таракан за печкой, затаился.