Недаром вышел рано. Повесть об Игнатии Фокине

Григорий Панков поступил как раз на Брянский завод и переехал из города, из отцовского дома, в Бежицу. Повод был отделиться — женился, вдвоем с Таисией решили полдома снять. А на самом деле подпольную типографию надо было в Бежице основать. С женой Григорий и взялся за партийное поручение — ночами набирать и печатать нелегальную литературу.

Частенько им помогал Николай Кубяк. Он да Григорий, по существу, и составляли руководство Брянского комитета РСДРП, в который входили еще Павлов и совсем с недавних пор он, Игнат.

— А, прибыл? Проходи. Сейчас поговорим. Как же я тебе рад!

Григорий — чернявый, очень живой, верткий, со слегка приметной косинкой темно-карих глаз — имел обыкновение говорить отрывисто, быстро. И при этом жестикулировал, будто руками подталкивал прыгающую речь.

В комнате, куда прошли, оказался парень года на четыре постарше Игната, ровесник Григорию, в черной косоворотке, сапогах, в руках — картуз.

— Уханов Аким, с Паровозной Радицы. Помнишь, обещал познакомить, — представил Григорий гостя. — Побалакайте пока вдвоем, а мы с Таисой приготовим вам по чемоданчику. Печатаем вовсю! Хоть кого нагрузим — не унесет!

— Ну как она в Радине, жизнь? — спросил Игнат, чтобы начать разговор.

— Была, да вся, видать, вышла…

— Неверно, — поправил очки на переносье, прищурился. — Загнать-то нас загнали в угол, но дышать можно. И если очень захотеть — полной грудью. Вот же работают люди, — кивком за стену, куда скрылись Панковы. — И у нас, в Людинове, кое-что делаем. Да вот, к примеру…

Рассказал о кружке, о том, как каждого новобранца недавно на призывных пунктах снабдили «Брянским солдатским листком», в котором популярно рассказано, почему надо готовить армию не к подавлению, а к защите народа. Конечно, не просто в «сидор» призывнику эту листовку — и до свидания. Начали с частушек, с беседы по душам…

Уханов ответил, что в Радице, где он сейчас токарем, дело не идет. Народ темный, неразвитый, подозрительный. Здесь, в Бежице, где он рос и ремесленное кончил, иной коленкор. Тут они и драмкружки устраивали, и спектакли ставили. А в Паровозной… Если удастся перед работой у станков десяток-другой листовок оставить — и то, считай, дело сделал.

— Выбирайтесь, Аким, как-нибудь в воскресенье в. Людиново, познакомлю с кружком, который веду сам. Говорите, участвовали в драматическом коллективе, так у нас нечто подобное.

Аким приехал, когда в кружке как раз «Женитьбу» Гоголя читали. В избе — десять — пятнадцать рабочего вида парней, пяток таких же девчат. Слушают, аж глаза сверкают! А Игнат и Груня — всю пьесу на два голоса с листа.

Стал ездить каждый выходной. Игнат не торопился с разъяснениями. Когда уже роли распределили и очевидно стало, что Аким увлекся, Игнат растолковал, как устроен кружок. Спектакли, чтение вслух — это для всех желающих. Вступительный взнос — двадцать копеек. Зачем? На приобретение литературы, баранок, сахара. Кто б ни вошел — вечеринка да еще с эстетическими, образовательными целями. А у ядра кружка занятия другие — чтение политической литературы. Ядро — из самых сознательных рабочих. Но число их все время растет — читаем-то на занятиях умные вещи, спорим, соотносим прочитанное с жизнью.

Два воскресенья подряд почему-то Аким пропустил. В третье приехал с опозданием. Снимает у порога обувку, чтобы грязищи не натащить, а тут как раз Игнат такие слова читает из книжки:

— «Хоть бы ты, господи, хоть во сне дал бы мне отраду повидать свет. Хоть в сонном видении. Да нет, не дает…»

Ничего не понимая, — в руках за ушки сапоги — прошел в портянках по горнице и сел с краешку на скамейку. Покрутил головой — что же дальше? А Игнат отложил книгу, встал, прошелся от стола к окну. Лицо вскинуто, свет от очковых стекол. И голос совсем не ораторский, мягкий, домашний, а все ж такое в нем волнение, что каждому сидящему передается:

— Это я прочитал вам рассказ «Слепой музыкант». Написал его очень умный, много повидавший на земле и не раз пострадавший за народ писатель Владимир Галактионович Короленко. Рассказ, как вы узнали, об одаренном, талантливом человеке, лишенном возможности видеть мир. Вот такая трогательная на первый взгляд история выступает из книжки…

Игнат вернулся к столу, сел и, прихватив пальцами прядку ржаных, с рыжинкой, волос, закрутил их в колечко. Потом, резко откинувшись на спинку стула:

— Однако Короленко пишет не просто о личном горе музыканта. Главная мысль рассказа глубже и важнее для нас: у каждого человека, как бы говорит нам писатель, даже у самого забитого жизнью, даже лишенного возможности видеть мир, тем не менее проявляется стремление к свету! Как так? — спросите вы. Ведь человек, который никогда не видел света, не должен чувствовать тяги к нему, не должен переживать из-за того, что он лишен этого света. Неверно! Все мы никогда не знали свободы, но мы хотим, чтобы она восторжествовала для каждого… Поэтому писатель своим рассказом говорит нам всем: человек всегда должен стремиться к самому светлому, даже если сейчас оно для него недостижимо.

Уханов огляделся по сторонам — в комнате битком. И — с мест возгласы: