Недаром вышел рано. Повесть об Игнатии Фокине

Она не брянская, должно быть, беженка из Двинска, тут же решил про себя Митя. Об этом говорило не только то, как она со вкусом одета, но и ее выговор. Митино гимназическое ухо, приученное к иностранным языкам, не могло не подметить, что ее звук «г» напоминает скорее «к», а не мягкое «х», как говорят в брянских, соседних с Украиной, местах, а «ж», наоборот, как в немецком, похоже на «ш».

Как долго могло бы продолжаться Митино замешательство, неизвестно. Он готов был проклясть себя за то, что так охотно согласился выполнить поручение брата, и уже собрался достать из кармана Шурин пакет, когда в комнату стремительно вошли два солдата. Оба — в порыжелых, со следами засохшей глины сапогах, в пропыленных, застиранных гимнастерках.

Тот, что был впереди, Виноградов — с отличной выправкой, с подкрученными кверху кончиками усов — подбросил ладонь к фуражке, на которой вместо царской кокарды — маленькое вылинявшее пятнышко, и протянул руку сначала Фокину, затем Стасе.

— Не помешал? — осведомился он и кивком головы показал в сторону своего спутника: — Рядовой Панфилов из сто третьего сводного эвакуационного госпиталя. Пришел в Совет — и прямо ко мне как председателю солдатской секции: «Оказывайте немедленную помощь!..» Да он сам все изложит… Давай, Панфилов, не дрейфь, тут — свои…

Рядовой с тощим вещмешком за спиной вытянулся в струнку:

— Не могу знать вашего звания, товарищ Фокин. А только слушал ваше выступление на митинге. Ну я тогда — к ребятам, в свою команду выздоравливающих и все честь по чести о вашей речи. А ко мне со всех сторон: «Кто такие большевики?» Я глаза выкатил и не знаю, что ответить. Знаю, что за угнетенных, за трудовой народ, а вот что и как — в толк не возьму. А у кого спросить? Есть у нас солдатский комитет. Но все в нем одни ученые — врачи, которые то меньшевики, то социалисты-революционеры, то кадеты… Ихнюю политику мы знаем — за продолжение войны до победного конца…

Фокин не решился перебить солдата, только улыбнулся, а тот сразу смутился.

— Да вы присядьте, товарищ Панфилов. Так что же ваши товарищи?

— А то мои товарищи и говорят: «Если тот оратор, который на митинге говорил против войны, и есть большевик, значит, мы — те же большевики, поскольку и мы — против бойни. Но чтобы знать, куда дальше идти и что нам делать, топай в город и добывай нам попутчика…» Фокин слегка поднял брови:

— Это какого ж попутчика?

— Так я и говорю: программу большевиков. Мы даже деньги собрали, если надо заплатить…

Игнат открыл один за другим ящики стола — ни газеты, ни брошюры!

— Стася, вчера вы собирались переправить в казармы на Льговском поселке целый тюк литературы, полученной из Москвы. Там и программы были. Неужели успели?

— Кто, Анастасия? — рассмеялся Виноградов. — Вы бы, Игнат Иванович, посмотрели вчера на эту сцену. Забор, колючая проволока в два ряда, у ворот часовые, а возле них — настоящие замарашки: «Пустите, дяденька, там в казармах наши отцы, гостинцы им из деревни принесли…» И — в наш двести семьдесят восьмой полк. Так что вся литература на месте и в нужных руках.

— Значит, удался маскарад? — засмеялся Фокин.

— Ну, если Иван Максимович так считает… — улыбнулась Стася.

— Ходили с сестрой Верочкой?

— И еще с Аней Малининой и Шатровой Дусей. Однако будет вам, Игнатий Иванович! Еще приравняете простую женскую хитрость к подвигу Жанны д'Арк…

— Отлично! — заметил Игнат. — Маскарадом будем пользоваться и впредь. Но что нам делать сейчас с вами? — обратился к Панфилову. — Все до последней брошюрки, как слышали, — в запасные полки. Так что вам — в самые ближайшие дни. Хотя… — он запустил пятерню в шевелюру и указательным пальцем поймал прядку. — Нет, вы правы: без попутчика вам возвращаться никак нельзя! Как думаете, Иван Максимович?

Поспешность, с которой поднялся Виноградов, красноречиво свидетельствовала, что думает он так же, как и Фокин: надо идти в госпиталь и встретиться с выздоравливающей командой.

Игнатий Иванович быстро поправил узел галстука и потянулся к настенному крючку, на котором висела шляпа.

Митя спохватился, что сначала из-за Стаей, теперь из-за солдат Шурино послание все еще у него в кармане. И он, расстегнув гимнастерку, протянул конверт Фокину.

Игнат пробежал листок:

— Ого! Бежица перестала сражаться? — глянул на Митю, и краешки его губ слегка дрогнули. — Выходит, капитулировал главный бастион? — И — Виноградову: — Бежицкий комитет большевиков вынес решение «отозвать своих членов из Совета рабочих депутатов, поскольку деятельность Совета не соответствует данному моменту». Вот полюбуйтесь.

Взгляд Мити перебежал с одного лица на другое, ища объяснения происшедшему. Неужели Шура, Шоханов и Иванов сделали что-то не так?

Нет, не могло случиться, чтобы их намерения разошлись с мыслями Фокина. Сам же Фокин на митинге в заводе и на собрании бежицких большевиков говорил: никаких соглашений с партиями соглашателей! Находиться же сейчас большевикам в числе депутатов Совета, которым заправляют соглашатели — значит разделять их антирабочую, аитипролетарскую политику.