Недаром вышел рано. Повесть об Игнатии Фокине

— Вот это нам позарез нужно! У нас связи пока только с Городским, Выборгским и Петроградским райкомами партии. Значит, в следующий раз приходи со сведениями и приводи представителей Нарвского, Невского, Коломенского и всех других районов. Куда приходить — позже узнаешь.

— Конспирация?

— А без нее нельзя, Тарас, сам видишь, какие времена. Уж если не на съедение, то на сидение можно угодить…

Вот тогда собрались на Графской. Ершистый раскричался о качестве листовок, а Фокин тут же:

— Есть предложение технику поручить Тарасу и Ершистому, то есть Моисееву.

Переглянулись:

— А мы-то думали…

— Полагали, что ПК на всем готовеньком?

Дальше — больше. Очередное заседание — в Гражданке, на опушке леса. Представлены партийные ячейки почти всех районов. Короткие сообщения о положении дел, и Фокин с предложением:

— Надо провести довыборы исполнительной комиссии ПК. Если нет возражений, введем Кондратьева и Моисеева…

— Это нас в ПК? А где же настоящее руководство?

— А вы да я, да еще несколько профессиональных подпольщиков, с которыми потом познакомитесь, и есть тот Петербургский комитет, на руководство которого вы рассчитывали. Да, ПК теперь — вы сами. И вот что еще — пора подготовить и провести первую с начала войны общегородскую конференцию. Нашу партийную, большевистскую. Связь с районами установлена. Предлагаю от каждых десяти членов партии — одного делегата конференции. Проведем конференцию летом не теряя времени. Пятьдесят — семьдесят делегатов, ясно, ни в каком помещении не соберешь, чтобы было незаметно, скрытно. Что можно придумать?

— Лиговский народный дом устраивает экскурсии для рабочих. В Петергоф там или еще куда. Вот под видом экскурсии… — предложил Тарас и посмотрел на Игната.

— А что? Отличная затея! Вот и проработайте весь план, а за мною — докладчики…

В тот летний воскресный день, 19 июля 1915 года, перрон Балтийского вокзала был забит дачной публикой, направляющейся в Стрельно, Мартышкино, Петергоф и далее к взморью.

Преимущественно это хлопотливые, сбившиеся с ног мужья, волокущие корзины со снедью, картонные коробки с дамскими нарядами и головными уборами, детские коляски, велосипеды, игрушечных коней на четырех колесиках и прочую утварь, которой всегда захламлены городские квартиры, но без которых дачная жизнь не в жизнь.

Скапливалась в группки и публика совсем не щеголеватая, хотя и одетая в тройки, белые сорочки или манишки, оживленно разговаривающая, она начисто лишенная всяких манер и изысканных обхождений.

То и дело раздавался в этих компаниях смех заразительный и громкий, выдававший энергичные, открытые характеры, простоту и естественность обращений.

К одной из таких группок направился Игнат, к которому тут же потянулись для приветствия руки:

— Товарищ Петр, привет!.. Здорово…

Один даже галантно поклонился и приподнял щепотью пальцев круглый котелок:

— Рад вас приветствовать, Петр… Ээ, запамятовал, как изволите величаться? Прекрасное утро?..

Сцепа оказалась до того комичной, что стоящие рядом не смогли удержать смеха:

— Ну, ни дать ни взять наш заводской счетовод Галочкин! И даешь ты, Ершистый!..

Между тем Ершистый — бежевые брюки и пиджак в крупную клетку, тугой крахмальный воротничок — продолжал как ни в чем не бывало:

— Если с нами в Ораниенбаум — лучшей экскурсии трудно вообразить. Значит, город Петергофского уезда расположен на берегу Финского залива, при речке Каросте. Еще в одна тысяча семьсот четырнадцатом году сподвижник Петра Великого светлейший князь Меншиков построил здесь свой загородный дом, соорудил фонтаны, разбил сад с оранжереями, откуда, собственно, и пошло название будущего города — Ораниенбаум, что означает «апельсиновое дерево»… А еще…

Стоявший рядом с клетчатым — высокий, с черными усами, в черном костюме и серебряной цепочкой от часов, пущенной по жилету — подхватил:

— Следует добавить, что еще здесь существовал зверинец, а позже — морской госпиталь…

Окружающие разразились хохотом, а Игнат прямо-таки схватился за живот:

— Вы меня уморили… Сил нет…

— В чем дело? — гася оживленность на своем лице и быстро глянув по сторонам, осведомился Ершистый. — Пересолили в одежде? Ну, я так и знал — эти крахмальные воротнички… Не привык я к ним, Игнат. Как в хомуте себя чувствую, аж пот прошибает с непривычки.

— Воротнички в порядке. В этом параде ты если не на члена акционерного общества, то на конторщика средней руки вполне тянешь, — подавил смех Игнат. — А вот насчет Рамбова пересолили: как по писаному шпарите! Брокгауз и Эфрон?

— Точно, списали с «Энциклопедического словаря», — признался Тарас — Ездил в публичную библиотеку. Говорят, вся литература об Ораниенбауме на руках, и протянули тогда этого самого Брокгауза… Ну, мы с Ершистым и решили — назубок…

Смех оборвался. Тарас Кондратьев склонился к уху Игната:

— Сбор идет нормально. Прибыли делегаты от каждого района. Таежного вот не вижу.