Читаем Недаром вышел рано. Повесть об Игнатии Фокине полностью

— И — за работу! — подхватил Иванов. — Теперь наша Бежица горы свернет. А?

— Да, да, Михаил, завтра же домой и — засучив рукава… — Беззаботнов вдруг пристально поглядел на Уханова. — А вы, батенька мой, вроде бы не разделяете наших чувств? Вы, что же, лучше бы посыпать голову пеплом и потом бить себя в грудь, мол, мы-то за вас, рабочих, горой, а вот они там… Нет уж, за дело!..

Господи, подумал Уханов, что же такое происходит со мной и где я, с кем я? Ладно бы Мишке Иванову подпрыгнуть от счастья до небес — их линия взяла. Но Беззаботнов, Петр Петрович, наша опора и гордость, председатель нашего же Бежицкого Совета, он-то к какому берегу гребет? Или и впрямь стихии поддался…

Однако и ты сам, ярый противник большевизма, убежденный в том, что ничегошеньки у рабочего класса не выйдет, вынужден плясать под дудку завода.

А что, стать перед всеми и — как на духу?.. Зачем же тогда называться рабочей партией, зачем говорить о защите рабочих прав? Линия линией, она еще свое возьмет, когда большевистская авантюра лопнет, и все увидят за громкими фразами о народовластии сплошной обман. Но сейчас не линия — тактика должна взять верх: выждать момент…

Может, и у Петра Петровича это же на уме?

Припомнился будто бы мимолетный разговор Беззаботнова с Игнатом. Кажется, в паровозосборочном цехе случилось — идет Петр Петрович и вроде бы про себя:

— Нет, надо убедить: как же можно теперь не учиться?

— О чем вы, Петр Петрович? — спросил Игнат. Он пристроился рядом, пошли в ногу.

— С молодыми слесарями говорил, Танцы, кинематограф да вечеринки на уме. А завод как? Кто его поднимать будет, если не хочешь повышать свое мастерство? Не Буковцев, не кто-то, а ты сам должен думать о том, каким завод станет завтра.

Фокин усмехнулся.

— Чему вы? Я не прав? Учиться надо, ведь молодежь — завтрашние хозяева завода. Не просто наследники тяжелого, горемычного труда отцов и дедов у верстаков и станков, а сознательные хозяева производства.

— Правильные мысли. Только вы ведь в партии меньшевиков. Как изволите понимать ваши рассуждения?

— Причем здесь моя партийная принадлежность? — выпрямил слегка сутулую спину Петр Петрович. — Я не об идейной стороне, о профессиональной рассуждаю. Тут политическое мое лицо ни при чем.

— А вот и при чем! Это мы, большевики, говорим рабочим: вы — хозяева, берите все в руки. А меньшевики, ваши соратники, обратное твердят: рабочие не смогут управлять производством. Без буржуазии дело не пойдет. Как же, мол, без инженеров, конструкторов?

— Без конструкторов? А я кто, по-вашему? Конструктор, хотя из рабочих. И не я один такой. Паровозы возьмите, другое что — все мы строим. Чертежи в металл воплощают именно рабочие, умелые руки. Теперь я о том и говорю, чтобы больше зрячести придать этим рукам. И если многие это поймут, такое на заводе сумеем, что инженерам с дипломами не снилось! Зрячие руки и технологию, и порядок на производстве быстро наладят. Кстати, нора на заводе вводить твердые правила распорядка.

— А знаете… — губы Игната тронула улыбка. — По-моему, вы…

— Не в ту дверь зашел, когда записывался в партию? Это вы хотите сказать? Нет, я поддерживаю всей душой мысль моих сопартийцев: не дорос еще рабочий класс, чтобы стать властью во всем! Учить его надо, к свету звать, вперед вести.

— И не махнуть на эту чернь рукой? И не ждать, пока сами дозреют?

— Конечно! В гуще, в среде быстрее дойдут. Люблю изречение Петра Великого: учитель и ученик в одном ряду ищущих и думающих, В общем строю, в единении и движении быстрее идет обучение и созревание. И он был прав, вытягивая чернь, как вы изволили назвать мастеровых.

— Не я, а ваши сопартийцы. Это ведь они не верят в способность рабочего класса. А вы, вижу, на этой вере и строите свою жизненную линию. Так что, может, действительно ошиблись дверью?

— Эх, Игнатий Иванович, жизненный путь — одно, политика — другое. Я вот чего не возьму в толк в вашем учении — государством управлять. Завод это ясно: тут, в самом деле, чем выше профессиональные знания, тем лучше. Тут производство. А как мастеровой будет вершить суд, политику и так далее? Власть возьмите, хотя бы муниципальную, это и школы, и больницы… Рабочего этому не научишь, хоть сто Петров Великих к нему приставь. Как говорится, кесарево — кесарю. Так что не будем касаться политики.

— Не будем, Петр Петрович, Займемся делами производства. Так, говорите, порядок надо вводить?

— А как же? А то считают: рабочая власть — значит бросай станок и иди на целый день митинговать? Кто ж тогда делом заниматься станет — дух святой?

— Первый раз за всю историю люди такое государство на земле создают, когда те, кто является властью, остаются у своих станков, — сказал Игнат. — Так что никакой анархии производство не потерпит — порядок должен быть твердый. У меня на сей счет тоже есть кое-какие соображения. Давайте как-нибудь потолкуем. Я ведь, кроме того, что политик, еще заводской чертежник.

Беззаботнов пристально вгляделся в лицо Игната:

— Не прост вы, Игнатий Иванович, не прост. Но тем к интересно…

Перейти на страницу:

Все книги серии Пламенные революционеры

Последний день жизни. Повесть об Эжене Варлене
Последний день жизни. Повесть об Эжене Варлене

Перу Арсения Рутько принадлежат книги, посвященные революционерам и революционной борьбе. Это — «Пленительная звезда», «И жизнью и смертью», «Детство на Волге», «У зеленой колыбели», «Оплачена многаю кровью…» Тешам современности посвящены его романы «Бессмертная земля», «Есть море синее», «Сквозь сердце», «Светлый плен».Наталья Туманова — историк по образованию, журналист и прозаик. Ее книги адресованы детям и юношеству: «Не отдавайте им друзей», «Родимое пятно», «Счастливого льда, девочки», «Давно в Цагвери». В 1981 году в серии «Пламенные революционеры» вышла пх совместная книга «Ничего для себя» о Луизе Мишель.Повесть «Последний день жизни» рассказывает об Эжене Варлене, французском рабочем переплетчике, деятеле Парижской Коммуны.

Арсений Иванович Рутько , Наталья Львовна Туманова

Историческая проза

Похожие книги

Образы Италии
Образы Италии

Павел Павлович Муратов (1881 – 1950) – писатель, историк, хранитель отдела изящных искусств и классических древностей Румянцевского музея, тонкий знаток европейской культуры. Над книгой «Образы Италии» писатель работал много лет, вплоть до 1924 года, когда в Берлине была опубликована окончательная редакция. С тех пор все новые поколения читателей открывают для себя муратовскую Италию: "не театр трагический или сентиментальный, не книга воспоминаний, не источник экзотических ощущений, но родной дом нашей души". Изобразительный ряд в настоящем издании составляют произведения петербургского художника Нади Кузнецовой, работающей на стыке двух техник – фотографии и графики. В нее работах замечательно переданы тот особый свет, «итальянская пыль», которой по сей день напоен воздух страны, которая была для Павла Муратова духовной родиной.

Павел Павлович Муратов

Биографии и Мемуары / Искусство и Дизайн / История / Историческая проза / Прочее
100 великих деятелей тайных обществ
100 великих деятелей тайных обществ

Существует мнение, что тайные общества правят миром, а история мира – это история противостояния тайных союзов и обществ. Все они существовали веками. Уже сам факт тайной их деятельности сообщал этим организациям ореол сверхъестественного и загадочного.В книге историка Бориса Соколова рассказывается о выдающихся деятелях тайных союзов и обществ мира, начиная от легендарного основателя ордена розенкрейцеров Христиана Розенкрейца и заканчивая масонами различных лож. Читателя ждет немало неожиданного, поскольку порой членами тайных обществ оказываются известные люди, принадлежность которых к той или иной организации трудно было бы представить: граф Сен-Жермен, Джеймс Андерсон, Иван Елагин, король Пруссии Фридрих Великий, Николай Новиков, русские полководцы Александр Суворов и Михаил Кутузов, Кондратий Рылеев, Джордж Вашингтон, Теодор Рузвельт, Гарри Трумэн и многие другие.

Борис Вадимович Соколов

Биографии и Мемуары