Недаром вышел рано. Повесть об Игнатии Фокине

Теперь, вспоминая тот разговор, Уханов мог бы сказать и о Беззаботнове: «Не прост». Но разве простой оказалась ситуация на заводе? Одно дело политика, споры о том, кому быть властью в стране, другое — голодное брюхо тысяч и тысяч… Тут за теми завод пойдет, кто даст работу и деньги.

Как было ему, Уханову, товарищу председателя Совета, отказаться и не поехать в Москву добывать ссуду? Завод бурлил, настаивал: «Пущай Совет добивается денег! Послать делегацию к самому правительству…»

Не забылась Уханову та пора, когда сам и в Паровозной Радице, и в Питере зависел от того, какую работу дадут, что принесет домой в клюве.

Так что мастерового надо понимать, а переть поперек — все равно что попасть под копыта несущегося табуна…

Это потом, когда первые — вдребезги в пропасть, а задние — на них, можно вынести приговор тем, кто пустил вскачь стадо. Такое время придет. А пока — в свой актив и эту поездку, Что ж, разве не они, вожаки Совета, исполнили наказ завода, не они привезли те двадцать с лишком миллионов, без которых цеха — одна мертвая и холодная груда железа?

Ленин подписал решение СHK об ассигновании денег Брянскому заводу 49 апреля, а 9 мая было решено пустить завод.

Накануне заводское правление собралось в кабинете директора.

Перед каждым — типографский оттиск проекта «Временных правил внутреннего распорядка в заводе», перед многими еще брошюра Ленина «Очередные задачи Советской власти». Брошюра только что появилась, в ней почти о том же, что сегодня в повестке дня.

На экземпляре ленинской работы, лежащей перед Григорием Панковым, подчеркнутые красным карандашом слова: «Главная трудность лежит в экономической области: осуществить строжайший и повсеместный учет и контроль производства и распределения продуктов, повысить производительность труда, обобществить производство на деле».

И другое место выделено: «Веди аккуратно и добросовестно счет денег, хозяйничай экономно, не лодырничай, не воруй, соблюдай строжайшую дисциплину в труде…»

Комиссар труда Брянского экономического района получил руководящую партийную директиву, хотел сострить про себя Уханов. Однако все ли уж так придется рабочему по душе? Вернее, каждый ли рабочий способен уже сегодня сознательно проводить в жизнь требования своего класса?

Между тем Панков уже читал вслух первые пункты правил:

— «В заводе всякое распоряжение, относящееся к порядку и ходу работ, имеет силу в том случае, если оно исходит от директора завода и в цехах — от начальника цеха. Всякие распоряжения, идущие помимо лиц, ответственных за производство, т. е. директора завода и начальников цехов и отделов, исполнению не подлежат.

Работа в цехе и в главной конторе рабочих и служащих должна строго согласовываться с назначенным временем для работы…

В случае нерадения и действий со стороны рабочих и служащих, нарушающих работу или понижающих ее продуктивность, начальники цехов или отделов немедленно обращаются, с одной стороны, к директору завода, с другой — к представителю фабрично-заводского комитета для принятия соответствующих мер.

Лица, зарегистрированные в противодействии правильному и продуктивному течению работы, подвергаются наказанию, степень которого определяется совместно с заводоуправлением и заводским комитетом, при повторных случаях наказание может быть усилено вплоть до расчета…

Рабочим и служащим, находящимся в заводе, оплата производится только за работу. Лица, не выполняющие работы, платы не получают…»

Сидевшие в кабинете все правила знали, наверное, наизусть. Столько дней в цехах и отделах они обсуждались, дополнялись, уточнялись! И тем не менее сегодня, когда их требовалось окончательно утвердить, споры вновь разгорелись.

Первым заговорил Владычкин.

— Приехали! — бросил он, и его желчное, плохо выбритое лицо исказилось гримасой. — Вернулись к тому, против чего восставал трудовой народ — к попранию прав личности. Палочная дисциплина получается, а не свободное творчество раскрепощенных личностей! Разве к этому звала революция, чтобы над каждым — вновь начальник, сатрап? Простите, Антон Николаевич, я лично не о вас. Вы тут пи при чем. Вас ведь заставили.

— Нет уж, гражданин Владычкин, — директор завода Рыжков поднялся со стула, — меня не заставили, а поставили во главе завода. И я иначе не согласился бы возглавлять предприятие, как только на начале единовластия. Завод — это механизм. И каждый знает, что управлять работой машины должен машинист, а не все, кто не умеет, но кому страсть хочется в этот механизм вставить свою палку. Так что извольте выбирать выражения. Я ведь не вмешиваюсь в деятельность фракции социалистов-революционеров, коей вы являетесь председателем, поскольку не разбираюсь в программе вашей партии. Но вы в нашем заводе, насколько мне известно, еще и начальник медницкого цеха. Так что зa работу вашего участка я, извините, буду с вас спрашивать строжайшим образом.

Взгляд Панкова на Владычкина — из-под сведенных бровей: