Неделя холодных отношений

Незаметно улыбнувшись, Сашка хмыкнул в смятый воротник, удивляясь неожиданным знаниям отца.

– …Некоторые голоса, особенно мужские, напоминают мне по тембру гобой, редкие – фагот. Горький такой привкус у них, как у грейпфрута…. Например Джо Коккер, и ещё один паренёк с Сантаной вещь делает, светленький такой, как его, сейчас вспомню…. А, Крюгер! И ещё один, тоже с Сантаной, под гитару, с сильнейшим драйвом работает – Томас. Фамилию забыл…

Решив, что молчащий Сашка уже плавно дремлет, капитан Глеб Никитин очень осторожно перевернулся на правый бок, лицом от костра.

– Самое трудное на войне – ждать, понимаешь? Совсем как в сказках, у моря – ждать погоды…

«Это наша последняя ночь. Хотя, вполне возможно, уже наступило завтра…».

Сашка действительно засыпал, блестела на его испачканной щеке последняя, то ли от холода возникшая, то ли, наоборот, оттаявшая от близкого отцовского спокойствия слеза; в первоначальном сне он несколько раз вздрагивал и тут же улыбался. На секунду всё-таки открыл внимательные глаза, сонно прошептал необходимые, как ему показалось, слова.

– Говорил же я тебе за ужином – не ешь больше пяти котлет подряд! А ты всё жадничал.

– Сейчас бы и шестая не помешала…

Невидимое небо дышало на них небольшим добрым снегом.

Зависть

Зря он всё-таки оставил верхнюю тёплую куртку в машине.

У тяжёлой калитки пришлось долго ждать, и почти сразу же неприятно посыпались за воротник острые снежинки.

Ещё два охранника играли в карты в душном предбаннике.

Он знакомо кивнул им, но верзила всё равно подошёл, заставил поднять руки, быстро провел ладонями по бокам. Так же молча полез к нему в сумку.

– Там только веник. И полотенце….

– Проходи.

Баня была натоплена предусмотрительно хорошо.

– Добрый день.

– А-а…, вот и бухгалтер наш умный наконец-то пришёл! Привет, Кирюха! Давай, присоединяйся!

За прочным деревянным столом сидели трое.

С братьями Утюжниковыми, Давидом и Михаилом, он был знаком уже почти год, а вот третьего человека, гораздо старше их, в чёрных непроницаемых очках, видел впервые.

Пока Кирилл расстёгивал спортивный костюм, снимал кроссовки, трусы, и набрасывал на себя тёплую простыню, он всё пытался угадать, кто же этот третий. Было немного неприятно, ведь договаривались-то они совсем о другом…

– Проходи, садись. Вот сюда, сюда, не стесняйся. Знакомься, – старший из братьев вытер руку о полотенце, пожал протянутую руку Кирилла. – Привет ещё раз. Знакомься. Это батяня наш с Мишкой. Напросился сегодня с нами. Говори при нём о делах смело, не молчи.

Старик высоко повернул голову в сторону Кирилла.

– Парнишка, как там, на улице, погода-то сейчас?

– Ветер очень сильный, снег начался, заметает.

– Непогода, значит, какая-то серьёзная к нам собирается! Наверно, бешеный повесился. Мести будет, пока не похоронят.

Кирилл промолчал, взялся открывать себе бутылку пива.

Судя по всему, братья заходили в парную уже не один раз. Их одинаковые, мощные, мускулистые тела бугрились кругло, блестели прозрачным потом и банной влагой. Старик тоже сверкал мелкой лысинкой под седыми мокрыми волосами.

Да и выпито по-семейному было уже немало.

Папаша-Утюг посмеивался, раздёргивая к пиву жёсткого вяленого леща и облизывая наугад сухонькие пальцы.

«Да он же слепой!».

Конечно! Как же сразу не удалось это заметить. Хорошо, что вовремя.

– Кирилл! Ну, чего ты?! Смущаешься всё, молчишь! Наливай себе, давай, махнём за встречу!

Давид подбодрил его, протягивая бутылку водки и стакан.

– Может, я тоже сначала в парную.… А потом уже и выпьем, и поговорим. А?

Он попытался встать, направляясь в дальней двери, но Мишаня, не поднимая плотного зада со скамейки, остановил его рукой.

– Погоди малешко.

– Там ещё кто-то есть?

– Да так, товарищ тут наш хороший как раз сегодня объявился. Попариться любит, но вот, представляешь, посторонних стесняется.

Давид прищурился.

– Пока….

И братья сочно, в голос загоготали.

Тощее тело старшего Утюжникова выглядело уж очень неприятно.

Дряхлое, морщинистое…. Татуированные пальцы рук. Старые голубоватые рисунки расплылись на бледной коже.

«Грибка заразного с этим кадром подхватить можно….».

По сравнению с ним сыновья, обширно разукрашенные точными и тонкими цветными изображениями, выглядели гораздо опрятнее.

Старик тоже хихикал, смущённо прикрывая ладошкой щербатый рот.

– Давай, парнишка, догоняй-ка нас. Выпей, уважь. А то голосок у тебя какой-то чаморошный, неправильный. Додик, наливай мужчине!

Из закусок на столе присутствовали только две глубокие эмалированные миски. В одной ещё оставалось много остро пахнущей и сочной квашеной капусты, а во второй плавали в коричневом соусе четыре большие котлеты.

Выпили. Старичок поспешил занюхать хлебом и опять первым заговорить.

– Дед мой, Елизар, прадедушка-то ваш, сынки, много мне чего в детстве про Челябу рассказывал, как они там, в неволе, металлургический завод строили. Говорил всегда, что без водочки-то они с корешами и обедать не садились….

С запозданием бодро крякнул, опустив стакан на стол, Мишаня.

– Эх, хорошо!

– Хорошо-то хорошо, когда выпьешь, да ишшо…

– Батя, так времена-то раньше у вас какие были!