Неделя на Манхэттене

На тему спасения земли конечно же вспоминается, как генерал Филип Шеридан радовался: «Охотники за бизонами сделали за последние два года больше для решения острой проблемы индейцев, чем вся регулярная армия за последние 30 лет. Они уничтожают материальную базу индейцев. Пошлите им порох и свинец, коли угодно, и позвольте им убивать, свежевать шкуры и продавать их, пока они не истребят всех бизонов!»

В 1860 году поголовье бизонов в западной части Равнин составляло, по оценкам, 100 миллионов животных; к 1900 году их осталось лишь 1000. С рассвета до заката один член команды охотников с легкостью уничтожал из «бизоньей винтовки» до 200 животных, и Шеридан предлагал учредить медаль для охотников, успешно уничтожающих бизонов.

Этнограф и антрополог Кларк Уисслер писал: «Когда пропали бизоны, умер и сиу, этнически и духовно. Туша бизона давала не только пищу и материал для одежды, ложе и кров, тетиву для луков и нити для шитья, чашки и ложки. Из частей тела бизона изготавливали амулеты и украшения, а его помёт, высушенный на солнце, зимой служил топливом. Объединения и времена года, обряды и танцы, мифология и игры детей превозносили его имя и образ».

И Центральный Парк показался мне именно «природиной», изнасилованной понаехавшимим, в том смысле, в котором Георгий Гачев говорил, что «история – это супружеская жизнь народа и „природины“». Я нудила на эту тему, и муж всё-таки согласился, что слухи об уникальности этого туристического объекта длиной в четыре километра и шириной почти в километр сильно преувеличены.

Мы хотели догулять до стоящего возле парка дома Дакота с остроугольными башнями, где проживала уйма мировых звёзд. Где ублюдок с манией величия убил в подворотне Джона Леннона, и, ожидая полиции, уселся под фонарь дочитывать культовый роман Сэлинджера «Над пропастью во ржи».

В квартале от дома Дакота жил Урри Геллер, рассказавший журналистам, как встречался с Ленноном раз в месяц, чтобы поговорить о НЛО. И как оказывал Джону «сверхъестественную помощь», когда тот захотел вернуть Йоко. Но мы не пошли и туда, потому что часы напомнили о встрече в гостиной брайтонского радио «Давидзон».

Выход из парка в сторону отеля шёл под уклон, и толпа разноцветной детворы неслась по нему на самокатах ровно на проезжую часть. Оглядываясь в поисках родителей и нянь, я, как и в Гарлеме, не обнаружила ни души, несмотря на американскую «систему обеспечения благополучия ребёнка», обязывающую взрослых защищать ребёнка от насилия и запрещающую оставлять без присмотра.

Однако она работает по жалобам соседей, учителей и школьных психологов, а в парке не было ни первых, ни вторых, ни третьих. И убедившись, что никто не попал под колёса, а поскакал наверх, чтобы попробовать попасть под них в следующий раз, мы перешли дорогу – спустились с 97-й Поперечной на 97-ю Западную, чтоб пересечь Columbus Avenue.

Здесь на краю тротуара тоже крутились две голубоглазые белокурые девчушки-погодки лет шести-семи «с пропеллерами в одном месте», так что я едва успела загородить им путь на шоссе до появления зелёного на светофоре. И они вприпрыжку поскакали рядом с нами, то чуть обгоняя, то чуть отставая.

Кварталы вокруг были респектабельными, народу ни души. Девчушки залетали наперегонки на лестницы апартаментов, катились оттуда кубарем, толкались, крутились юлой, щипались и повизгивали от счастья, на что на такой жарище способны только люди их возраста. Мы долго шли рядом, но взрослые при девчушках не появлялись.

Вдруг у очередного перехода раздался голос низкого тембра, шалуньи остановились как вкопанные, и их бодрым шагом догнали две чёрные дивы. Обладательница низкого тембра держала в руках стаканчик с напитком и соломинкой и выглядела так, словно вышла ловить самого неприхотливого клиента.

На ней были тёмно-жёлтые замшевые сапоги с бахромой, серебряные цепи на шее и запястьях, красная кофта и белые трикотажные шорты, обтягивающие гениталии до последнего штриха. А ещё ярко-зелёная сумка, длинные ногти, покрашенные через один красным и жёлтым лаком, немыслимая конструкция на голове, и всё это при шестидесятом размере тушки.

Рядом шла, видимо, подружка, одетая в более сдержанной гамме, в прозрачной майке и кожаных сапогах по гарлемской моде в сорок градусов жары. Стало ясно, что громогласное, чудовищно одетое существо – няня, способная коммуницировать с детьми исключительно грубыми окриками. А прежде она отсутствовала потому, что торчала с подружкой в магазине. Я не могла не запечатлеть это чудо в перьях и, изловчившись, сделала снимок всей компании.

Что тут началось! Растопырившись на перекрестке, нянька заорала, требуя немедленного «делита» – уничтожения снимка. Я ускорила шаг, а муж пояснил няньке, что снимок не представляет для них опасности. Но нянька понеслась за нами прыжками, огласив трубным «делитом» переулки Манхэттена.