Иногда мы втроем лежали на диване читая лекции, иногда дурачились кидаясь подушками и целуясь, но с каждым днем становилось все тяжелее придавать нашим отношениям легкость. Парни точно хищники в засаде выжидали моего явного предпочтения одному из них, чтобы сказать сопернику «уходи» и утащить меня в свое логово.
Порой я напоминала себе канатную плясунью, что идет над переулком по натянутой струне, стараясь сохранить идеальный баланс. Поцелуй одному, значит поцелуй другому, сегодня прогулка с Максом, завтра дубль-два с Дэном. Парни ревниво выясняли детали, старались сделать лучше или больше, а мне с каждым днем становилось все тяжелее и грустнее. Будь я хитрой расчетливой стервой, крутила бы на их самцовых чувствах, вытягивала дорогие подарки и восхищение, но мне все это было не нужно, а напрягаться каждый раз судорожно вспоминая не обидела ли я одного из них, напрягало. Так напрягало, что новогодних праздников я ждала как казни Египетской. Было острое ощущение, что наш странный узел будет разрублен.
Тридцатого декабря в универе устроили студенческий бал. Идти не хотелось, но там должно было состояться награждение победителей в межкурсовых соревнованиях, вручение призов и грамот за всероссийские конкурсы и что-то еще подобное.
С утра по коридорам носились встревоженные аспиранты, поговаривали о приезде телевидения, и кого-то из депутатов местного заксобрания. По этому случаю зачеты поставили молниеносно и нас студентов разогнали готовиться и наряжаться.
Домой я уехала одна, Макса и Дэна привлекли к оформлению зала. Парни поскучнели, но не могли позволить худеньким первокурсницам тягать тяжелые декорации, так что оба чмокнули меня в щеки и велели быть самой красивой к семи вечера.
– Мы заедем! – улыбнулся Дэн.
– Непременно! – добавил Макс.
Дома я быстро приняла ванну, сделала маникюр, прическу, натянула единственное платье, пошитое к выпускному в школе. Темно-синяя ткань красиво облегала фигуру, широкие кружевные рукава добавляли стройности и стати. Немного помады, туши и длинные хрустальные серьги-капельки почти до плеч, готова!
Парни появились как всегда вовремя и просто сногсшибательно великолепные. Дэн в классическом черном костюме с галстуком. Макс в джинсах и вельветовой рубашке. Мне помогли надеть куртку, прихватили пакет с туфлями, сумочку, ключи и мы вышли в морозный вечер. Горели фонари, снежинки танцевали в синеватом свете, у подъезда стояла машина. Оказывается, ребята вызвали такси, чтобы снег не испортил мою прическу.
Мы доехали до универа, но там оказалось так много машин, что такси пришлось остановить через дорогу. Макс молча расплатился, пока Дэн помогал мне выходить, потом мы подождали пока машина уедет, чтобы спокойно перейти дорогу. И тут мальчик лет пяти, забрался на обледеневший сугроб, пытаясь показать, какой он ловкий поскользнулся и полетел на дорогу! Дэн среагировал моментально! Рванулся вперед, схватил ребенка за капюшон и выдернул с дороги, но поскользнулся сам, закрутился на раскате и вылетел под едущую машину.
Какой крик. Я не знала, что могу так кричать! Макс бросился вперед, вытягивать Дэна из-под остановившейся машины, я неслась следом, забыв про длинное платье и неудобные пакеты в руках.
– Он дышит! – Макс шевелил губами, но я плохо понимала, что он говорил, ловя взглядом едва заметное облачко у губ Дэна.
Трясущийся водитель выбежал из авто, и начал звонить.
– Вызывайте ДПС, – крикнул ему блондин, – я «скорую» вызову!
Пока мужчины звонили, бегая вокруг машины, я сидела на коленях на льду, с ужасом глядя на кровь густо покрывающую лицо Дэна. Макс не стал его шевелить, просто вытянул из-под машины на его же пальто, опасаясь повреждений позвоночника, я утирала кровь салфетками и плакала, даже не замечая того, что слезы текут по лицу. «Скорая» приехала минут через двадцать, ДПС все еще не было. Макс остался разбираться на месте, а я поехала с Дэном в больницу, по пути набирая Алинку, чтобы она нашла Яру и сообщила о происшествии его родителям.
В больнице мне заявили, что я парню никто, забрали его документы и укатили на грохочущей каталке гуда-то вглубь коридора. Я осталась в приемной, села на скамью, вспомнила, что надо позвонить Максу, сообщить в какой мы больнице, а потом замерла, ожидая сама, не зная, чего.
Там под визг покрышек и грохот железа, под крики прохожих и плачь ребенка я поняла, что люблю. И теперь это знание лежало в моих руках, как хрупкая елочная игрушка, готовая разлететься на осколки. Через час примчались родители Дэна. За ними приехали следователь и Макс. Мне пришлось пятый раз рассказывать, как все произошло, а заодно узнать, что бабка с ребенком скрылись, и теперь вся вина ложиться на Дэна, мол выскочил на дорогу в неположенном месте.
Родители Дэна нервничали, мама даже тихонько плакала. Отец хмурился и теребил медсестру, пытаясь узнать, как там сын. Бледная до синевы Яра цеплялась за руку знакомого мне по рисунку парня. Следователь нудел над ухом, требуя подписать показания, в которых Дэн собирался покончить собой таким экзотическим способом.