Недетские игры и прочие мультфильмы. Сергей

От всех мрачных мыслей Сергея спасала, как всегда, работа. Работал он, по обыкновению, исправно, усердно и неустанно. С маниакальной одержимостью брался за все дела, лишь бы не думать, не вспоминать и не сожалеть. Первое время так и жил прямо в офисе. А потом решил, что хватит страдать ерундой — не пёс же он бездомный. И с азартом начал изучать рынок недвижимости. В этом вопросе он тоже погряз по уши. С особой принципиальной тщательностью и придирчивостью выбирал себе жилье. Он осмотрел уйму новостроек и, похоже, изучил уже все планировки квартир и домов, и, наконец, остановился на небольшом уютном «таунхаусе». Уютным его пока, конечно, сложно было назвать из-за черновой отделки, но Сергей уже мысленно накидал, где, что и как в его новой берлоге будет обставленно. Осталось выложить все мысли дизайнеру. Новая забота с головой охватила его.

А в начале марта, когда солнце начало по-весеннему припекать, в один из дней, он появился на пороге Дашкиного общежития.

Он надвигался на нее, а она, широко раскрыв раскосые глаза, заворожено смотрела на него.

— Привет, Заяц! — улыбнулся он ей во все зубы. — Ты уже отдохнула?

Они снова ютились на «общажной» койке. Успев отвыкнуть от долгих насыщенных бессонных ночей, Даша, растратив все силы, сладко засыпала в Серёгиных объятьях.

— Спи, Заяц, спи, — шептал он ей, — засыпай моя хорошая. Моя любимая девочка.

Прикрыв глаза, она, как всегда, доверчиво впускала его в себя, балансируя между сном и явью.

— Спи сладкая, — нежно продолжал шептать он, целуя ее затылок, а сам продолжал неспешные движения. — Вот так! Умница! Сейчас будет хорошо, — не сомневаясь, обещал он.

Еще несколько тягучих движений — и она дернулась в наслаждении. Следом горячая струя напором разлилась в нее.

— Вот так вот, Заяц. Ты — мой! — шепнул он ей и сам блаженно засопел, крепко обнимая.

«Так надо!», — отметил он, засыпая.

Сергей снова бесцеремонно ворвался в Дашкину жизнь, целиком и полностью заполняя ее собой. Через месяц Даша уже не выдерживала его безграничной любвеобильности. Хоть и ела, казалось, восполняя все калории, все равно спала на ходу. Ночью ее почему-то стала мучить жажда, она хлебала жадными глотками воду и никак не могла напиться. А однажды утром поняла, что заболела совсем. Сжавшись в комок, она сидела на кухне в маленькой съемной квартире — в новом «таунхаусе» ремонт шел полным ходом. Дашку знобило.

— Чай, кофе? — участливо предложил ей Сергей, ставший последнее время подозрительно слишком добрым и услужливым. Она недовольно поморщила нос. Ее сильно мутило. — Может бутерброд, сыр, колбасу, икру? — продолжил он заботливо.

На последнем слове Дашка сорвалась и нагнулась над раковиной, ее вырвало.

Ослабшие ноги подгибались, руки не переставая дрожали, да и все тело потряхивало. Дашка думала, что скоро умрет от бессилия и невыносимой тошноты, а Сергей, стоя сзади, бережно, аккуратно собирал ее волосы и нежно целовал в макушку.

— Все хорошо, Заяц. Дай я тебя умою, — успокаивал он, споласкивая ее лицо холодной водой, а она мычала и ее снова выворачивало. — Дашка, ты у меня самая хорошая девочка, — не обращая внимание на разливающуюся по раковине едкую желчь, продолжал уверять Серёга.

Отплевавшись, она подозрительно оглянулась на него. На его лице застыла легкая ухмылка и наглый взгляд.

— Заяц, ты — мой! — проговорил Сергей зловещим голосом.

Он ее обнимал, а она скулила, вытирая слезы о его грудь.

— Ну что ты плачешь? Ты будешь самый красивый толстый Заяц. И у тебя будет смешной зайчонок, — смеялся он.

Ему было смешно, а она жалобно подвывала:

— А как я буду учиться? — причитала она. — Мне еще целых полтора года.

— Тебе не надо учиться, Заяц, ты и так самый умный Заяц на свете.

— Я не хочу, — упрямо твердила она и снова заливалась слезами.

— Даш, я тоже не хочу. Но что делать? Ты постоянно пытаешься от меня убежать. То на других мальчиков смотришь, то вдруг внезапно устаешь от меня. Так нельзя. Ты — моя. Не надо от меня уходить. Мне это не нравится. Ты должна быть со мной.

— Я буду с тобой, только давай без ребенка. Я честное слово никуда не уйду.

Он тяжело вздохнул и чмокнул ее в мокрые от слёз губы.

— Нет, Заяц, ты будешь беременный, босой на этой кухне и я буду тебя трахать, — он усадил ее на столешницу и, задрав футболку, чмокнул в живот. — Зато теперь, Дашка, можно трахаться и не переживать. Как мне надоели эти гандоны, ты не представляешь.

— Да уж, теперь можно не переживать, — Даша снова громко шмыгнула и, спрятав лицо в ладошки, горько зарыдала.