Мы знали, что это хороший детский дом и что здесь живет больше сотни детей в возрасте от трех до семи, дошкольники. Но бывают и моложе, если это братья и сестры кого-то из уже живущих здесь детей. На этих младших мы и захотели посмотреть. «Они гуляют, ― замялась заведующая, ― одеты не очень, но ведь и у мамы так: на праздник нарядно, а в песочнице копаться ― что похуже…»
За невысоким заборчиком с ведерками и лопатками бродили несколько малышей. И слышался рев новенького.
Его забрали у пьющей матери, которая забывала его кормить и била, если не вовремя подворачивался под руку. У него не было игрушек, чистой одежды и своей кроватки. Он спал на куче тряпок в грязном углу и подбирал корки, не съеденные взрослыми, словом, ему нечего было жалеть в той, вчерашней жизни, но он, глупый, рыдал и никак не мог успокоиться.
Вокруг стояли, хлюпая носами «за компанию», его новые товарищи. Один из мальчиков прижимал к груди игрушечный пистолет. Когда он отвел руку в сторону, стал виден мультяшный зверек на майке и надпись «я не виноват».
У каждого, несмотря на совсем коротенькую еще жизнь, за плечами была своя история... Круглых сирот, настоящих, без обоих родителей, ― несколько человек на весь детский дом, остальные ― случайно рожденные, случайно выжившие, никому из родных не нужные. Эту свою ненужность они не умом, инстинктивно чувствуют, это видно в глазах. У двух-трехлетних детей еще есть шанс забыть о прошлой жизни, а кому-то даже не вспомнить о ней... Если их заберут отсюда до того, как придет настоящее понимание своего места в жизни.
Новенький наконец перестал плакать и теперь озирался по сторонам. Он неуверенно отпустил руку воспитательницы и, покачиваясь, пошел к песочнице, сделанной из старой автомобильной шины.
История девятнадцатая. Американка
«…А жизнь в Америке не так уж и хороша, как мы думали, ― Люда повертела в руках ручку, сама себе задала вопрос и тут же ответила на него в письме на родину: ― Мне плохо, потому что очень скучаю без вас, каждый вечер смотрю на фотки, вспоминаю всех-всех! По-английски я говорю еще не очень хорошо, Настя ― тоже, а вот Валерка шпарит как америкос, русский язык забыл...» На старых фотографиях ― детдомовская группа, старые друзья, почти семья. Впрочем, почему фотографии ― «старые»? Года не прошло с тех пор, как фотографировались. С тех пор, как все изменилось.
Билл и Мэри жили в центре Америки, в небольшом доме с лужайкой; он ― инженер, она ― учительница в начальной школе. Обычная, небогатая семья, вырастившая единственного сына и заскучавшая в опустевшем доме. Это называется «синдром опустевшего гнезда». Вот только что планы, заботы, переживания ― и все, сын уехал в другой город или даже страну устраивать свою жизнь уже совсем самостоятельно, совсем отдельно. Звонит, конечно, но говорит так коротко, такими одинаковыми словами...
Кого искать (мальчика или девочку), вопрос не стоял: мальчишка как-то привычнее, понятней. Где искать ― тоже было ясно: сразу несколько знакомых семей нашли в России своих новых детей. Ну, и решились.
Было трудно. И очень долго, почти два года. Биллу и Мэри уже по пятьдесят лет, они искали не грудного младенца, а ребенка постарше и нашли ― в подмосковном интернате для детей с серьезными отклонениями в психическом и физическом развитии. Валерке было семь лет, но выглядел он года на четыре и говорить толком не мог. Правда, всегда улыбался взрослым, радуясь любому случайному с их стороны вниманию. Он, как и другие мальчишки в его группе, хотел найти родителей. Он, как и все в его группе, хотел, чтобы папа оказался высоким и толстым ― такой сможет защитить... В первый раз в жизни Билл был рад, что так и не сумел сбросить лишний вес.
Они приезжали к Валерке три раза, в последний ― чтобы закончить наконец оформление документов, пройти суд и увезти ребенка к себе, в Соединенные Штаты Америки. Именно в этот, последний, приезд открылось неожиданное: у Валерки есть две родные сестры, находящиеся на воспитании в другом подмосковном городе, в другом детском доме. «Мы не можем разлучать семью, ― сказали социальные работники, ― ищите другого ребенка».
Американцы думали не слишком долго. Они хорошенько помолились (очень верующая семья) и решили познакомиться с сестрами.
Старшую звали Люда, ей в тот момент было тринадцать лет, а второй, Насте, ― одиннадцать. Из семьи их забрали одновременно, когда Люде было около семи, а младшему брату не исполнилось и года. Забрали потому, что мать окончательно спилась и детей едва не уморила голодом. И еще потому, что…
…Пить мамаша начала давно, но старшие девчонки родились здоровыми, а вот младший, от последнего сожителя, ― совсем плохонький и слабый. О детях, как могла, заботилась бабушка. Людка рано научилась шарить по карманам взрослых в поисках денег и, когда удавалось найти хоть что-то, бежала в магазин и покупала еду. Потом они с бабушкой готовили на старой плитке какой-никакой обед для всей семьи. Правда, иногда гости обнаруживали пропажу денег, и тогда бывало плохо…