— А кто ж по-твоему?
— Да кто угодно. Я ж тебе, Ваня, говорю: Дракула — отец лжи и хитрости. И может на любые ухищрения пойти, чтобы себя от тебя, дурака, обезопасить.
— Боится, значит, — констатировал Ванька и расплылся в довольной улыбке.
Коридоры, причудливо переплетаясь и играя эхом детского плача, вывели Ивана с Волком к лестнице, крутой спиралью уходящей в подвал.
— Темень жуткая, — пробормотал Иван и шагнул вперёд, доставая из-за пазухи перо жар-птицы из Кащеева сада. Свет от пера унылыми бликами отражался от заплесневелых стен.
— А паутины-то, паутины. Он, видать, от грязищи-то и одичал, да на людей бросаться начал. А убирался бы по субботам, так глядишь, и характер бы в чистоте у него получше стал.
Серый Волк слушал Ваню, скорчив гримасу, аналогом которой на человеческом лице могло быть как паническое изумление, так и восхищение чем-то диковинным, доселе невиданным. А Иван тем временем продолжал разглагольствовать.
— Вот я, к примеру, как грязь во дворце вижу, так у меня настроение портится в труху. Ну в самом-то деле! Просыпаешься, и бардак вокруг тебя, паутина в лицо… Бр-р-р-р. Поневоле нервничать станешь. Я так думаю, ему наших сенных девок надо сюда.
— Угу, — хмуро согласился Волк, — он рад будет, девкам-то.
— Естественно! Они и порядок наведут, и белье этому дурню перестирают, и еды наготовят… да и просто поглазеть на них любо-дорого. Они ж у нас как одна, — Иван мечтательно закатил глаза, — кровь с молоком!
— Особенно кровь, — все так же хмуро заметил Серый.
— Ну, тут оно да, — согласился Иван. — Лучше б было, если б ведроидов собрать да настроить удалось. Однако, видишь, как оно обернулось-то всё…
После официального приема, как водится, был банкет. Престарелый посол мирно дремал в углу, невзирая на шум, который подняли дружинники, горланящие какую-то залихватскую песню. Переводчик от обилия яств и вин быстро сполз под стол, где, пустив слюну, и заснул в обнимку с любимым царёвым псом.
— Слушай, Серый, я основную мысль разговора уловил, что про ведроидов, а больше ничего не понял. Объясни, а? — хрустя солёным огурчиком, попросил Иван.
— Да чего там объяснять. Купить хотят ведроидов твоих.
— Так нету уже, — развел руками Ванька. — Они неуправляемые получились, ты сам видел…
Волоча по полу края мантии, к Ваньке подошел Царь.
— Ну что, Ваня, соберешь ведроидов-то с десяток?
— Так вы ж, царь-батюшка, сами велели чертежи сжечь, пепел съесть, а потом по ветру развеять!
— Велел, — согласился Царь. — Теперь вот, обратное велю. Соседям нашим трансильванским, ну очень уж надо. Они за решение своих проблем хорошо заплатить готовы. А я, как Царь, такой выгоды для казны упускать не имею права!
— Дык нету возможности! — развел руками Ванька. — Я ж пепел-то развеял, как было велено. Сразу как он из организма вышел.
Серый Волк брезгливо поморщился, вспоминая, как Ваня, неукоснительно исполняя требование царя, развеивал переваренный пепел.
— Это, Ваня, не моя забота. Не соберешь, так сам пойдешь с ихним Дуракулой разбираться. Благо, фамилии у вас схожие. Ты — Дурак, он Дуракуло. Глядишь, и договоритесь до консенсуса.
И лихо допив остатки вина, Царь зашагал обратно к столу.
Ваня вопросительно посмотрел на Серого Волка. Тот печально вздохнул и понятным Ваньке языком изложил суть проблемы:
— Есть в соседской Трансильвании нечисть навроде нашего Кащея. Только Кащею живая да мертвая вода жизнь продлевала, а этот, трансильванский, изловчился из крови нужные компоненты добывать и, чтоб жизнь вечную обрести, повадился людей губить без меры. Силы много, да и колдовством балуется. Военных людей сначала меж собой драться заставил, а после понадкусывал всех, да как котят раскидал. Вот и пришли трансильванцы за ведроидами в надежде, что железным он сделать ничего не сможет, и они его одолеют. А так как царь наш уже заявил, что для тебя это дело плевое, то тебе и отдуваться.
— И хотел же этого толмача сразу вдарить, — тяжело вздохнул Ванька, — пока он не объяснил, чего им надо. Теперь расхлебывай.
— Вань, ну что тебе, впервой, что ли?
Ваня встал и, дожевывая огурчик, согласился:
— Не впервой. А значит, пойду-ка я его еще разочек стукну, — и в ответ на вопросительный взгляд Серого пояснил, — один раз, два раза, три… все равно уже от командировки не отвертишься.
Вскоре из-под стола с визгом выскочил любимый царев пес. Следом за ним — с круглыми от ужаса глазами — трансильванский переводчик. Наконец, из-под стола вылез Ванька. Но гнаться за толмачом не стал. Просто крикнул вслед:
— Я тебя, сука, всю дорогу бить буду!
— Ты слышишь, Серый? Оттель плачь. Ей-богу, оттель! — Ванька кинулся к могильной плите, из-под которой доносились детские всхлипы. — Это ж каким извергом надо быть-то!
Ванька походил вокруг плиты, примеряясь как ее половчее свернуть с места. Однако плита была неподъемной, а ухватиться было не за что.
— Дайте мне точку опоры, и я переверну мир! — продекламировал Волк.
— Чего?
— Рычаг нужен, Ваня.
— Чего?
— Ломик какой-то, прут железный.