Недолговечная вечность. Философия долголетия

Возводя долголетие в абсолютную норму, человеческая цивилизация объявляет неприемлемыми старость, немощь, зависимость. Нам невыносимо признавать реальное положение дел: мы продолжаем стареть и умирать. Оказывается, неслыханные обещания трансгуманистов, озабоченных тем, как заново смоделировать нашу жизнь с помощью достижений в биологии и искусственного интеллекта – по крайней мере на сегодняшний день, – это лишь спекуляция, красивые слова, новый Фауст в цифровом формате. Нам следует упрекнуть их, но не в том, что они встали на путь Прометея, а в том, что они не слишком далеко ушли по этому пути. Они перехватили у коммунизма роль проводника в светлое будущее, но ведут к нему путем научных открытий. Они тешат себя той же мыслью, той же мечтой о всеведении и всевластии над собой и над миром. По их мнению, именно от тела, этой «анахроничной скорлупы», нужно отказаться, заново смоделировав его для нового технологического бытия[22]. Мы были гниющей плотью, набитой внутренностями, а станем киборгами, начиненными кремниевыми деталями. Поистине мы стоим на перепутье, где сталкиваются два мировоззрения: традиционное, когда каждому возрасту предназначена своя судьба, и новое, протестующее против роковой участи и желающее выйти за прежние пределы существования, внести улучшения в человеческое существо. Современная инженерия, стремящаяся смоделировать нас заново, усовершенствовать нас, вызывает у нас недоверие и в то же время восхищение. Трансгуманизм, биотехнологии пробуждают столько же ненависти, сколько и безумных надежд. Но если они позволяют продвинуться в исследованиях, почему мы должны заведомо осуждать их, вместо того чтобы взглянуть на них более прагматически?[23] Нам обещают, что уже в середине нынешнего века люди будут жить до 150 лет благодаря исследованиям в области старения клеток. Почему нет? Нас уже не будет, чтобы убедиться в этом лично, но пожелаем удачи нашим потомкам.

Нас заверяли, что вечная жизнь будет достигнута в ближайшем году, опечаленные умы уже оплакивали смерть смерти, и мы можем убедиться в том, что заявленные намерения от полученных результатов отделяет пропасть. Неизбежное не отменено, но отодвинуто: сегодня в Германии и Японии продается больше подгузников для стариков, чем для младенцев! Не стоит прибавлять к тяжести старения абсурдность отрицания того, что старение грустно, или обещания это старение отменить. В нашей власти, значительной и вместе с тем ничтожной, отсрочить наступление старости, притормозить процесс разрушения; это дополнительное время и есть время нашей свободы. Если не принимать во внимание, что в этот период нашей жизни черная пропасть депрессии часто подстерегает даже самые закаленные характеры. Улучшение положения старшего поколения зависит не только от развития современных исследований, но и от изменения умонастроений.

Как бы то ни было, наше тело не лжет, тело властвует над нами. Оно говорит нам: будущее еще возможно, но на моих условиях. Если вы не уважаете мои требования, вы дорого за это заплатите. Начиная с 45 лет, как объясняет нам медицина, человек, по сути, живет с дулом у виска. На нем лежит выбор: отсрочить выстрел или нажать на курок. В этот момент необходимо понимать, что тело, полученное при рождении, и тело пожившее отличаются друг от друга, что тело нужно поддерживать, что оно очень уязвимо и без конца нуждается в починке наподобие элегантного ретролимузина, который регулярно ломается, но мы упорно чиним его и ездим до следующей поломки. Наступает время, когда здоровье представляет собой череду болезней, приходящих одна за другой, – на этот счет не стоит питать иллюзий, – когда на лечение требуется больше времени, а выздоровление длится дольше, что позволяет избежать опасного превосходства одной патологии над другой и рассредоточивает угрозу между несколькими болезнями.

Что ты о себе воображаешь

Знай свое место: именно это вдалбливают нам в голову с детства. Не зазнавайся, не корчи из себя что-то особенное. Не стремись «пернуть выше собственной задницы», если воспользоваться этим смачным французским выражением, восходящим к 1640 году. У каждого из нас есть место, определенное для него родителями, средой, из которой он вышел, полученным образованием. Пытаться вскарабкаться на следующую ступень общественной лестницы, стремиться стать успешнее и богаче означало бы забыть, кто мы и откуда вышли. Горе тем, кто нарушит это правило. Бедняки и безродные не должны «высовываться», пускать пыль в глаза, живя не по средствам, становиться рабами социальных химер. С возрастом эти рамки делаются всё теснее. Можно родиться женщиной, или евреем, или чернокожим, но все мы когда-нибудь станем старыми (Паскаль Шанвер). Эта перспектива заранее ставит нас на определенное место – место стариков, время которых прошло, и они должны уступить дорогу молодым.