Недолговечная вечность. Философия долголетия

Такого рода отказ в праве на страдание может дойти до бесчувственности: если для нас худшим несчастьем является потеря любимого существа, то реагировать как Эпиктет: «Никогда не говори, что ты что-то потерял, но говори, что отдал. Умер твой сын? Он был отдан назад. Умерла твоя жена? Она была отдана назад», – это редкостная жестокость, если только человек не возвел атараксию в ранг добродетели. Уж лучше предпочесть того, кто по долгу службы должен выражать притворную печаль, – тех же сотрудников похоронных бюро, которых с большим трудом можно заподозрить в сочувствии. По крайней мере, мы не ждем от них ничего, кроме выполнения их обязанностей. Боль неразделенной любви, разлад с близкими, разорение, смерть или болезнь требуют по отношению к себе разных слов и советов. Одни побуждают к конкретным действиям, другие предполагают более долгий и тщательный анализ происходящего. После смерти любимой дочери Туллии совершенно опустошенный Цицерон возвращается к занятиям: он перечитывает у своего друга Аттика все тексты, «написанные кем бы то ни было об утолении печали», и пишет «Утешение», обращенное к самому себе, – своего рода рецепт самолечения, где он увещевает себя справиться с болью утраты[197].

И все же с того момента, как мы столкнулись с печалью дорогого нам человека или с чьим-то трауром, мы обнаруживаем, что невольно говорим словами тех немного приторных, раздражающих нас проповедей, которые слышим от раввинов, священников, имамов и всяких моралистов во время похорон: «Бог дал, Бог взял». Все религии являются несравненной системой преображения страдания и смерти. С помощью религии людское сообщество находит смысл в смерти одного из его членов, позволяющий смириться с ней всем остальным. Поддержать друга или родственника – значит убедить их склониться перед тем, что сильнее. Нестерпимое горе со временем должно превратиться в горе обыденное, являющееся неизбежным явлением природы. «То, что может случиться с одним человеком, может случиться со всеми» (Публий Сир). Каждый отдельный случай тонет в общем море человеческого бытия. Тот, кто утешает, должен поставить себя на место своего друга или родственника и убедить его принять неизбежное. В свою очередь и он ждал бы от других не меньшего, если бы беда случилась с ним самим. Жестокое, но непреложное правило. Во многих странах продолжительность траура ограничена официальным порядком. Речь идет о том, чтобы прервать бесплодное горе лечением при помощи коллектива. Сердце должно успокоиться жизнью в обществе, которая мало-помалу заглушит личные страдания. Это несокрушимый эгоизм живых, отстоявших свои права у мертвых. Чтобы облегчить боль, часто достаточно просто выслушать человека, дать ему излить душу. Высшая форма деликатности в науке утешения – это быть рядом и окружать человека теплом и заботой до тех пор, пока ему будет необходима ваша поддержка, пока не заживут раны и не срастутся его сломанные крылья.

Заключение Любить, почитать, служить

Мужчина 46 лет в сопровождении красивой девушки останавливает машину у табачной лавки, еще открытой в два часа ночи. Когда он выходит из машины, он слышит яростные вопли, и на него набрасывается целая свора молодых людей. В чем он виноват? Ему за сорок, и одно это уже оскорбление человечества. «Твоя вина – возраст» – таков лозунг этих ночных поборников справедливости. Мишенью для их агрессии служат в основном пожилые мужчины в сопровождении женщин до тридцати: вид этих негармоничных пар выводит юнцов из себя. Мужчина машет рукой спутнице, чтобы она заводила машину и уезжала, сам же бросается прочь, спасаясь от погони семи или восьми крепких здоровых ребят. Их предводитель, некий Регора, хочет свести с ним личные счеты. Мужчина за сорок находится в хорошей физической форме, и часть ночи ему удается заставить юнцов побегать за собой. Если он дотянет до рассвета – он спасен, полиция его защитит. Но в последний момент Регора настигает его и сталкивает вниз с высокой стены. Охота закончена. Но она утомила преследователя. И когда встает солнце, он видит, что сам стал стариком: его волосы за одну ночь побелели, а зубы выпали. И тогда его собственная шайка видит в нем врага и бросается, чтобы убить его[198].

Чудесная притча, рассказанная Дино Буццати. Придет день, когда подрастающие поколения будут смотреть на нас так же, как мы сами когда-то смотрели на пожилых: пренебрежительно-сочувственно. Это страшный жизненный урок, это бумеранг, который всегда возвращается: вот и мы стали такими же, как те, кого мы раньше презирали.