Чтобы понимать мир и воздействовать на него, нужно неустанно связывать разные поколения: опутывать их узами дружбы, переплетать общими интересами и беседами так, чтобы между ними было как можно больше общего. У каждого поколения свой дух и своя ментальность, отмеченные конкретными историческими событиями: это практически отдельное полноценное общество, и шоры с его глаз могут упасть только при тесном общении с предыдущим и следующим поколениями. После пятидесяти каждый из нас – будь то мужчина или женщина, богач или бедняк – чувствует, как потихоньку, с неодинаковой скоростью, соскальзывает обратно во вчерашний мир. И как бы мы ни старались, мы боимся, что теряем почву под ногами. И если расти – значит все крепче стоять на ногах, утверждать себя в этом мире, то стареть – значит шататься, терять былую уверенность. Тот факт, что я прожил жизнь, делает меня не обладателем, но обездоленным: я лишен всех тех лет, что утекли безвозвратно, что добавлялись, так сказать, отрицательным образом к моему возрасту, вычитаясь из моего существования. Я не могу похвастаться накопленными годами, словно сокровищем, – наоборот, они записываются мне в расход. Время крадет у меня уверенность в моих убеждениях, подрывает мою решительность.
Если детство по природе своей неблагодарно – ведь все силы тратятся на становление, – то благодарность приходит к нам позже, когда мы чувствуем, что способны на жертву, на отказ от собственных интересов. Человеческая жизнь – дар и вместе с тем долг: это странный подарок, сделанный нам Провидением, и обязательство, которое мы берем на себя перед ближними. Наступает момент, когда нужно отдать долг семье, друзьям, родственникам, родине, вернуть те блага, которые мы от них получили. Мы не возмещаем эти пожизненные долги – мы их признаем, проявляя свое к ним уважение тем, что заботимся о нашем потомстве. День, когда этот долг исчезнет, станет днем, когда исчезнем мы сами, когда нам нечего будет предложить или отдать другим, кроме себя, и с нашей смертью мы сами станем добычей живых.
Люди жили до нас и будут жить после нас, мы – пассажиры на корабле жизни, и нам его не подарили, а лишь дали возможность пройти наш путь. Мы пользуемся им, но это не наша собственность. Стареть – не значит снимать с себя обязательства в отличие от того, как принято думать, – а наоборот, брать новые. Чтобы продлить свою жизнь, нужно для начала возложить на себя множество новых обязанностей: свободен не тот, кто удалился от всех дел, но тот, кто отвечает за многое. Свобода не облегчает наш груз, но делает его тяжелее. Старики имеют право на уважение и на отдых, говорил Шарль Пеги в 1912 году. Может, в его время это так и было. Но в наши-то дни! Жизнь – это не болезнь, от которой нужно оправиться. В любом возрасте наше спасение – в работе, в занятости, в учебе.
Каждая судьба – мостик, перекинутый от одной пропасти к другой. Мы никому не нужны, мы рассеемся во вселенной безымянным прахом, но это не причина для скорби. Наоборот. Жизнь, как мы говорили, всегда представляет собой надежду. Надежду на что? Этого нам не уточнили. Ни одна фея не склонилась над нашей колыбелью. Единственная сбывшаяся надежда, напоминание о которой невозможно стереть, – это то, что мы жили. И уже одно это должно вызывать у нас чувство бесконечной благодарности.
Нужно до самого конца оставаться тем, кто говорит «да», кто безо всяких условий считает себя неотделимой частью сущего: славить великолепие мира, его удивительное сияние. Находиться на этой земле – чудо, даже если это чудо очень хрупко. Становиться зрелым означает вступать в пору бесконечного восхищения, находить тысячу поводов замирать в изумлении перед красотой живого существа, пейзажа, произведения искусства, наслаждаться звуками музыки. Чтобы сопротивляться уродованию нашей планеты, следует, помимо всего прочего, смиренно склонить голову перед прекрасным, вновь почувствовать в себе восторг. Если кто-то с возрастом утратил свои иллюзии, то это потому, что его иллюзии не заслуживали того, чтобы длиться долго; это были лишь юношеские химеры или милые утопические мечты. Гораздо лучше страстно полюбить настоящее, чем проклинать его.
А значит, надо жить на пределе физических, интеллектуальных и любовных возможностей, как если бы мы унаследовали огромное состояние, как если бы мы располагали – будь нам даже 70 или 80 – добрым запасом дополнительных лет, нашим «золотым веком». С самого детства мы крепко усваиваем одно: жизнь бесценна. Мы – только путники, блуждающие во тьме и пытающиеся озарить себе путь светом разума и красоты. Мы можем остаться свободными, лишь будучи рядом с другими – братом, другом, товарищем, родным человеком, – всегда любознательными, не готовыми смириться. Мы потеряем нашу телесную оболочку, нас унесет течением, мы возвратимся в прах. И что с того? Мы всегда были на земле лишь временно, были лишь частью того, что больше нас. Будем же радоваться, что мы прожили ту жизнь, что уже за плечами, и у нас еще есть возможность наслаждаться благами этого мира.