Недометанный стог (рассказы и повести)

Во второй половине отпуска сошел он с завалины и каждый день стал ходить на кладбище — делать ограду, устраивать могилу как следует. Ограду сделал большую, с запасом на вторую могилу. Соорудил скамеечку и стал сидеть там. Но теперь начал кое-что припоминать. Вспомнил, скажем, как ехали зимой они с женой за двадцать пять километров на плохо объезженной кобыле-трехлетке.

Выехали во второй половине дня, скоро стемнело, пошел небольшой снежок, но дорога была видна.

А пряталась та дорога, пробитая бульдозером, между двух высоченных отвалов из снега, каждый выше человеческого роста. И хотя бесилась крутозадая буланая кобыла и норовила взять в сторону, уйти из-под власти ездока, не хватало ей прыти, чтобы сигануть через отвал. И понесла она вперед так, словно не взнуздана была, никакие удила не держали. Жена так перепугалась, что сунулась к Андрею под полу тулупа, прижалась к нему всем телом, как малый ребенок. Андрей же ничего не боялся и только подгикивал да ухал. Уверен он был, что сломает этой кобыле шею, по не позволит вытряхнуть жену.

Потом приобошлась лошадь, замучилась, стала смирней, но жена так и не отцепилась от Андрея до самого лесопункта.

Только и мог погордиться он перед ней, что своей физической силой. Считал он жену умнее себя, красивее, опытнее в житейских делах.

Оно и было похоже, что так. Хоть и кончила жена семь классов, столько же, сколько и он, а вот он ее мыслей не мог угадать, а она мысли запросто угадывала.

Андрей даже побаивался этой какой-то тайной, колдовской женской силы. Раскроет он рот, чтобы заметить, что вроде пора баню топить, а она говорит как бы между прочим:

— Сегодня баню затоплю.

Он с утра никогда не завтракал, вставал рано, уходил поработать что-нибудь. Есть поговорка в наших местах: «Завтрак заработать нужно». Вот возвращается Андрей к завтраку, шагает тропкой через зеленя и думает: «Хорошо бы горячей ватрушки с картошкой». Приходит, умывается, садится за стол, а жена ставит перед ним ватрушки с картошкой н загадочно улыбается. Смотрит Андрей на нее в недоумении: как будто не намекал ничего…

И так во всем. Чудилось иногда Андрею, что жена знает его лучше, чем он сам себя. Это даже немного пугало.

Но уж где мог он показать себя, то и показывал. Работал много, споро не только на тракторе, но и дома. Ломил, как говорят здесь, вовсю. Дом, баня, двор — все было возведено своими руками. Пахал, сеял, косил, молотил, строил, — чего только не делал! И все ему казалось нипочем.

Почетными грамотами у них была завешана в доме целая стена. Частенько сиживал он в президиумах, хотя никогда и не выступал.

Если бы ему сказали, что ради спасения жены нужно отнести ее на руках за пятнадцать верст, он отнес бы. Если бы в доме случился пожар, а жена оказалась внутри, он бы растащил дом по бревну. На все хватило бы у него силы. А вот какой-то дурацкий вирус, которого и не увидишь, и кулаком не убьешь, положил его красавицу жену в гроб.

Когда Андрей стал все вспоминать, то сначала проклял бога, если все-таки он есть, в чем Андрей сильно сомневался. Затем проклял людей, которые в глаза и за глаза жалели его. И, наконец, проклял день своего рождения, себя и решил себя убить.

А для чего ему было теперь жить? У него была одна жизнь, одно счастье. Другого он не желал и не требовал. Теперь его счастье было в могиле, а он был на этой земле один, без счастья.

Вот и ходил Андрей на кладбище. Расположилось оно в сосновом бору, на самом высоком и крутом берегу реки. И видно оттуда далеко-далеко. Обрыв берега весь в желтом песке, к селу тянется дорога, покрытая толстым слоем пыли, а вокруг зеленые луга, а за рекой молодой березняк и сосняк.

Тепел и солнечен был тот август. Горели огромные закаты, а по ночам мигали над горизонтом зарницы и мягко крапали мелкие дождички. Так густо наливалось все земной силой, но Андрей все ходил на кладбище. И уже тайком прихватывал с собой водку.

Раньше выпивал он совсем мало. Но как стал выпивать на кладбище, то напивался. И вспоминал, и плакал, и снова выпивал…

В тот самый день была жарынь. Андрей пришел на свое место и сел на скамейку. Ограда уже блестела голубой покраской, скамейка тоже. Все выглядело сделанным тщательно и добротно, красиво и ладно. Но земля на могиле была пока желта, мертва и гола.

Андрей выпил, и вдруг его неудержимо стало клонить в сон. И решил он поспать на приготовленном для другой могилы, для себя, месте. Он вытянулся на теплой земле, подстелил под голову пиджак, и последнее, что увидел он перед сном, была могила жены и на ней, совсем близко от его глаз, маленький, слабенький, нежно-зеленый росток.

Спал Андрей долго и трудно, с путаными, страшными снами. Проснулся под самый вечер с дикой головной болью и опять увидел перед самыми глазами могилу жены и росток на ней.

Но что это? Или почудилось ему, или, засыпая, различал он все плохо, но росток оказался значительно выше. Андрей сел, недоумевая. Не мог же стебелек вытянуться за время его сна? Однако нет, росток действительно стал выше. И зеленей. И уже отбрасывал маленькую тень.