Недометанный стог (рассказы и повести)

Нахлынули воспоминания, а уже надо было идти. Кое-где над гладью реки стали возникать легчайшие дымки тумана. Даже губы чувствовали влажность воздуха. Подал свой голос коростель. Я встал. И вдруг услышал:

— Лень-кя-я!

Давно уж так меня никто не окликал. Да и не мог вроде. Я сделал несколько шагов, но присмотрелся и увидел на капитанском мостике парома высокую и плотную фигуру. Это точно, кричали мне. И кричали, и рукой махали. Фигура спустилась с мостика, и вот уже весла зашлепали по воде — явно ко мне плыла лодка.

Подплыла, и я сразу узнал Николая С. Я кончал среднюю школу, а жил в поселке сельскохозяйственного техникума, а он этот техникум окончил. И стал агрономом.

Пока мы здоровались да говорили друг другу, что ничуть внешне не изменились, хотя изменились очень сильно и не в лучшую сторону, я про себя не переставал удивляться.

Так уж сложилось у нас, что не очень-то уважают перевозчиков, вроде на перевоз настоящие люди не идут. А ведь бывали на перевозе люди весьма достойные. Но тут дело в том, что и отщепенцев сюда судьба забрасывала. На перевозе вечно людей не хватало, и брали первого, кто пожелает.

А поразмыслить — и нелегкая работа. Бывают, конечно, и дни почти полного безделья, но бывают и такие, что канат из рук не выходит. А весна? А осень? А сплав? Все время к тому же на воде. И ночь толком не поспишь.

Однако вот укоренилось такое мнение, и все тут. Да еще пьяницами считали перевозчиков. И то бывало — «сообразят» на ночь. А ночью, если к тому же обстановка на реке не безопасна, паром гонять не положено, случайного человека на лодке перевозят. Но, бывает, «леваки» едут — кто с дровами, кто с сеном. И с бутылкой. Им ночь мать родная. А с бутылкой уговорить перевезти проще. Уговорят, напоят. И это народ знал. Так и относился к перевозчикам.

Но Николай-то, Николай! Вот уж не ожидал… Играли в одной футбольной команде. Окончил он техникум на пятерки и четверки. Футболист был хороший. Комсомолец, общественник. На производственной практике отлично себя показал. А тут… «Не иначе, стряслось что-нибудь», — решил я.

— А я тебя сразу узнал, — говорил Николай, теперь уже не худенький, длинноногий подросток, а здоровенный мужчина с загорелым и обветренным лицом. Только глаза были прежними, серовато-голубыми, какими-то почти детскими, наивными, — Поднялся на мостик перед сном: ложимся рано, вставать-то в пять. Гляжу — ты. Сразу даже не поверил.

Выбрались на паром. Николай привязал лодку, расспрашивал меня, когда приехал, надолго ли. И, выяснив все, сказал:

— Так ты, чудак, ночуй у меня здесь. Куда ты сейчас поплетешься, раз никого не известил? С утра машины пойдут, подбросят тебя до аэродрома за чемоданом твоим. И начнешь день. А у меня здесь каюта, постель для тебя найдется. Обоих помощников я в деревню, домой, отпустил, — пояснил он. — Сегодня ночью никого быть не должно. А к рассвету они придут.

— А если поедет кто? Случайно?

— Я и один управлюсь. Да и ты поможешь, — рассмеялся Николай. — Оставайся. Ужином накормлю. Ухой! И по стопочке у меня найдется.

Я недолго раздумывал, согласился. Куда уж было сейчас идти… Разумно говорил Николай.

В каюте было чисто, опрятно. Хозяин разогревал уху на керосинке и немного хвастался:

— У меня здесь благодать. Чудо! По заветным моим ямам я подпуска ставлю. Понял? Утром свежей жареной рыбой угощу. Чаек прямо из Ломенги, — знаешь, какая у нас вода. А спать будешь… Видишь подушки?

— Ну вижу.

— Они, брат, хоть не пуховые, а для сна получше. Я туда свежего сена набил. Да не простого, а с мятой да с разной другой травкой. Сон-трава. Ляжешь — мигом заснешь. И голова никогда не заболит. Вот так-то, — все похохатывал Николай.

Уютно было в каюте. Вспомнил я прежнюю избушку перевозчиков на деревянном пароме. Железную печку, накаленную чуть не докрасна, нары, драный ватник в изголовье. А все же хороши и те воспоминания. Молодость. В ней все хорошо. И третью, багажную полку, откуда контролер может стащить за ноги, будешь больше и лучше вспоминать, чем теперешнюю поездку в мягком вагоне с чаем, колбасой и сверхинтеллигентными попутчиками.

— Как же тебя сюда занесло? — спросил я, когда принялись за уху.

Николай посмотрел на меня, подумал и вдруг осознал, так сказать, подоплеку моего вопроса.

— A-а, вот ты о чем… Думаешь, проштрафился, погорел, одним словом? Да нет. Мне здесь хорошо. Я, брат, сюда по своей воле. Показать документы — удивишься: там только благодарности, выговоров не имеем.

Он помолчал.

— Потом — ведь все изменилось. Ты сколько здесь не был? Пятнадцать лет? Ну вот. Теперь все грамотные, многие с дипломами. А посмотришь — иной шоферит, иной на сплаве, иной как я.

— Может, это повлияло? — показал я на стопки, наполненные до краев.

— Что ты, не пью я. С тобой вот. Или случаем… Нет. Да я тебе все расскажу. Пей давай, ешь. Потом выйдем, проверим мое хозяйство перед сном, а тут я тебе и доложусь обо всем. На сон грядущий. И ты мне о себе расскажешь. Ладно?