Выйдя из больницы, она впала в депрессию, начала бояться людей, жизни и смерти. Ощущение своей убогости, недостойности, запачканности, чувство вины и стыда ее не покидало. «Я виновата, что со мной такое произошло. С другими это не случилось, а со мной – да. Меня некому защитить, поэтому я привлекла эту ситуацию, от меня веет жертвой, слабостью и обидой на жизнь, именно поэтому со мной это произошло», – думала Надя. Беспомощность и бессилие окутали ее, она испытывала навязчивое желание найти возможность изменить и исправить прошлое – ее мысли снова и снова возвращались к анализу того, как можно было бы избежать нападения…
Чувство вины и стыда – это социальное чувство, навязанное обществом. В нашем социуме по сей день можно услышать абсурдное и бредовое выражение «Она виновата сама» – общество ищет, что жертва сделала не так, раз с ней это произошло. В основе этого лежит вера в «справедливый мир», где все подчиняется определенным «правилам и законам»: так человек себя успокаивает и защищается… Людям проще думать, что есть какие-то способы избежать насилия, что жертва сама виновата. В действительности, контроль над этим есть только у насильников, и виноваты всегда только они! И сколько в нашем обществе людей, ставших жертвами насилия, столько же тех, которые это насилие совершили… И цифры эти ужасающие, философию «сама виновата» придумали насильники для оправдания бесчеловечности и морального уродства.
Надя после этого происшествия потеряла себя, она не знала, зачем жила и жила ли вообще. Несколько лет она пыталась поступить в институт, работала уборщицей, жила в общежитии. Через два года она все-таки смогла поступить, а еще через шесть лет познакомилась с отцом Ани…
Глава 3
Она обреченная
Надя и Леша познакомились на собрании: Надя была девушкой верующей, каждое воскресенье ходила туда и находила ту опору и поддержку, которой так не хватало в жизни. Алексей попал туда случайно – его пригласил друг. После знакомства по воскресеньям они ходили туда вместе – Надя в силу религиозного чувства, а Леша под воздействием банального любопытства: ему было интересно, как происходили богослужения у представителей различных конфессий. Они были очень разными людьми, будто с разных планет. Леша, будучи человеком амбициозным по натуре, всегда стремился к саморазвитию. Он не был создан для семьи, его карьера и получение признания в науке были для него дороже всего, он тянулся к знаниям и всему «высокому» – любил ходить в театры и музеи, на балет и оперу, хорошо разбирался в музыке и искусстве. Думал, если когда-нибудь у него родится ребенок, то он обязательно станет великим художником, или музыкантом, или кем-нибудь, главное – великим! Надя же была девушкой куда более приземленной – светские увеселения никоим образом ее не волновали, более того, даже не были интересны. Истинное удовольствие ей доставляло общение «с братьями по вере», сосредоточием ее жизни была религия, смыслом существования она считала привить эту веру всем вокруг, открыть глаза окружающим на «истину». При этом ее никогда не интересовали экзистенциальные вопросы о смысле жизни, предназначении человека, поиске настоящей истины. Судьба – вещь непредсказуемая: несмотря на все явные различия между этими персонажами, жизнь свела их вместе и далее они шли по ней уже одной дорогой.
Отношения между ними отнюдь не напоминали отношения между возлюбленными. Надя жалела его, ей хотелось как-то подбодрить этого закомплексованного нелепо одетого чудного парнишку, ведь все остальные от него, откровенно говоря, шарахались. Леша же испытывал к Наде физиологический интерес и желание взять над ней шефство, научить ее видеть мир его глазами, взрастить ее, слепить из нее подобного себе «дружка», чтобы она стала для него собеседником, товарищем, единомышленником. Он искренне считал ее недалекой и свято верил в свои педагогические способности, ведь, как он считал, заполнить пустое намного легче, чем изменить содержимое.
Леша был очень умным и начитанным парнем, с искрометным чувством юмора – этим он Надю и подкупил, – очень хотел стать известным ученым, чтобы доказать отцу, что он чего-то стоит. Про женщин же он думал, что они отбирают мужскую силу и энергию, которая так необходима для самореализации. Стоит ли говорить, что в сфере сексуальных отношений между мужчиной и женщиной у Алексея имелись особые предпочтения. Воспитываясь в семье староверов, мальчик с детства впитал нормы их пуританского воспитания, где любое проявление чувственной любви было предосудительным, страсть порицалась, а физическая любовь считалась греховной. Ни разу в жизни он не видел каких-либо проявлений чувств со стороны отца к жене – ни объятий, ни уж тем более поцелуев. С детства он считал подобные явления чем-то странным.