#НЕДОМУЖИКАМ вход воспрещен. Как оставить нездоровые отношения в прошлом

Их с сестрой разъединили и отправили в разные интернаты – это был еще один страшный удар для Нади.

«Как там будет жить сестренка без меня? Кто о ней позаботиться, если не я? Ей будет очень страшно и холодно», – думала Надя. Аня вцепилась маленькими ручками в ее плечи. «Не отдавай меня им, Надя! Не отдавай!» – кричала младшая сестренка. Сотрудники приюта вырвали Аню из объятий Нади, после этого она не видела ее сорок пять лет. Жизнь их разъединила по разным континентам: Аня уехала в Америку, вышла там замуж за мужа-тирана, который в будущем запрещал ей общаться с сестрой, так как она «неблагополучная, сломанная и потерянная». Она и не общалась, пока не развелась с ним. У Нади же судьба сложилась еще более злосчастно.

– Приехали. Это твой новый дом, Надя, – хмуро сказала женщина, вытаскивая коробку с ее вещами.

Здание совсем не было похоже на дом – железная калитка на замке, внутренний двор, в котором одиноко стояла сломанная беседка, массивное трехэтажное здание желтого цвета. На двери висела надпись: «Центр для детей-сирот, оставшихся без опеки родителей». Каждый из детей, попадая сюда, пережил нечто такое, что сломает даже взрослого. Там были дети из асоциальных семей – наркоманов, алкоголиков, преступников, – или те, от кого отказались родители. У этих детей фактически нет шансов пробиться в жизни, за них все решили их родители, ведь вырасти в детском доме – это клеймо на всю жизнь. Искалеченные жизнью и родителями, многие из них были очень талантливы – пели, шили, рисовали, а главное, мечтали, что их заберут родители, что мама бросит пить, что папа слезет с иглы, что старший брат выйдет из тюрьмы и заберет домой. Каждая история – большая трагедия, которую пришлось пережить маленькому невинному человеку, прежде чем оказаться здесь.

Сразу, как Надя зашла, она почувствовала запах горелой каши. Одинаково одетые дети бегали по холлу, от их криков стоял такой невыносимый гул, что звенело в ушах. Высокие потолки, длинный коридор, вдоль которого расположены большие комнаты на десять девочек, кровати узкие, с пружинами, на каждой лежал тонкий матрас и верблюжье одеяло. Надя до сих пор вспоминает это место с дрожью, она там прожила одиннадцать лет, помнила, как постоянно хотелось есть, – порции были маленькие, и дети ими не наедались, после ужина они тайком набирали хлеб в карманы и ели его после отбоя.

Зимой в интернате было очень холодно: из окон постоянно дуло, дети спали в свитерах, штанах и носках, а сверху накрывались двумя одеялами. Ночью Надя всегда просыпалась от холода и не могла уснуть до утра. Кровать была очень неудобная, спина полностью проваливалась в пружины, от этого у нее развилась сильная сутулость. По утрам очень тяжело было вставать и умываться, потому что часто не было горячей воды, да еще и отопление отключали. Мылись они раз в неделю, давали всего пять минут на душ, а так хотелось подольше там постоять, погреться в горячей воде!

В интернате выживали те, кого покрывала «дедовщина». Как ни странно, но там она была: в комнате жили девочки разных возрастов, и было принято слушать и подчиняться старшим. С провинившимися младшими разбирались «старшаки»: воспитатели специально приводили малышей, чтобы те их проучили – били так, чтобы не было синяков, а если же они оставались, то надо было говорить, что где-то сам случайно ударился. Чтобы там не сломаться окончательно, нужен был характер и умение давать отпор. Тех, кто писался по ночам, жестоко наказывали – не давали пить и клали на холодную клеенку, а если вдруг это случалось, то высмеивали всей комнатой. За любые провинности – если вдруг узнавали, что хлеб из столовой берешь на ночь, крошки оставишь в кровати, плохо учишься, – сажали в чулан, там можно было просидеть сутки без еды. Было непросто. Очень. На нервной почве у Нади постоянно ныла нога, в девять лет она стала хуже расти, чем другие, и ее периодически клали в больницу на лечение – это были единственные времена, когда она могла спокойно поспать и отдохнуть. Там ее никто не обижал, было тепло, можно было мыться хоть каждый день и просить добавку на ужин.

Это была настоящая школа жизни: дети с малого возраста умели готовить, стирать, убирать, делать мелкий ремонт и шить. Надя шила лучше всех девочек в интернате – она отшивала костюмы для конкурсов, а в более старшем возрасте кроила пиджаки и брюки воспитателям. Учили выживать, но не жить: никто не объяснял, что будет за пределами учреждения, а для многих самый трудный этап в жизни начинался там – дети были одинокими: ни родителей, ни друзей, кроме тех, с кем вырос в приюте. Формировать новое окружение детдомовским детям было очень сложно – они были очень ранимы, сломлены жизнью, тяжело сходились с людьми, поэтому у многих даже после окончания интерната единственными друзьями были соседи по комнате. Самым трудным было признаться себе в том, что ты рожден в семье, которая не готова была нести ответственность за тебя, и перестать себя жалеть, чтобы начать новую жизнь.