Недосказанное

Сколько лиц со стен на нас глядят!

На Руси осталась их обитель…

В новом зале царствует Крамской

и его Христос в пустыне дикой,

в бедном одеянии, босой,

с опечаленным, уставшим ликом.

Пальцы заплелись в тугую связь.

Знак решимости, суровой воли?

Над душой лишь собственная власть

встать на путь страдания и боли.

Не могу уйти. Я с ним одно,

та же мука в сердце проникает.

И хотя подняться не дано

до него, нас что-то возвышает.

Иисус и просто человек

на распутье долга и желаний.

Ставит те загадки жизни бег

каждому в годину испытаний…

Нет величия — смиренье и покой.

Есть величие! Но высоты другой.

* Ты помнишь, как из тьмы былого,

Едва закутавшись в атлас,

С портрета Рокотова снова

Смотрела Струйская на нас.

/Н. Заболоцкий/

На что рассердился бог Аид /Сказочка/

«И смеется вся природа,

Умирая каждый миг»

/Н. Заболоцкий/

1

Долетели эти слухи

до подземного царя.

— Все смеются? Даже мухи?

Смерть старается зазря

напугать беспечных пташек,

однодневок-мотыльков?

Нет, не верю, правду скажет

мой садовник.* Он таков:

изучил ее, природу.

Пусть летает ветерком,

становясь себе в угоду

то синицей, то жуком.

2

Полетел садовник смелый,

он командировке рад.

Глядь, весна взялась за дело:

листьев, трав, цветов парад.

«Что ж, начну с листочка ивы.

Ишь ты, машет мне флажком».

— Осенью слетишь тоскливо

и умрешь под сапогом.

— Подними-ка мой листочек,–

ива ветерку шуршит.

— Что увидел? — Почку. — Почку!

Новый лист в нее зашит!

«Жаль, я что-то проглядел,

оказался не у дел».

3

На полянке золотистой

раскрылились глухари.

Ох, токуют голосисто!

К самке звуков пузыри

долетают и ласкают

сердце трепетное всласть.

Песни те охотник знает

Ведь пропасть вам всем, пропасть!

Но глухарь и есть глухарь.

Хоть из ста стволов ударь,

выдохнет свои рулады.

Сердцу надо! Сердце радо!

«Ишь ты, «надо» глухарю.

Жаль, напрасно говорю».

4

Некогда под солнцем греться.

Подползает к муравьям.

«Хоть щекотно их соседство,

я вопрос им свой задам».

— Вашу смерть я видел рядом:

жабу, черного крота…

— Не мешай нам, срочно надо

дом достроить. Маета!

«Ну, чудной народ!»

Тут слышит:

кошка по стволу скребет.

Злые зенки выше, выше,

к птичьей кладке поворот.

Самка сжалась, не до смеха.

«Примет пташка злую смерть!

Царь узнает…»

Стоп! Потеха!

Кошке с дерева лететь

срок настал. Самец стрелою

в лоб, а самочка крылом

размахалась над бедою –

пронесло! Сидят рядком.

— Каково вам жить на свете –

смерти ждать.

— Нет, ждем птенцов,

крепенькие будут дети.

— И таких же храбрецов?

«Знают правило ребята:

защищаться — это свято!»

5

Потолкался наш садовник

на болоте и в лесу.

Отвечали все дословно:

«брысь» на смертную косу!

Отдыхает, удрученный

темной ночью у реки.

Вдруг услышал отдаленно

подвыванье, вслед — прыжки.

Появился пес нестарый,

хвост, однако, как метла.

— Что с тобой? Какая кара

экстерьер твой унесла?

— Все мне кажется, за мною

смерть украдкою идет.

Я прислушиваюсь, вою.

Нет давно других забот.

«Так, нашелся бедолага,

мысли, страхи — о себе.

В точку съёжилась отвага

в неказистой сей судьбе.

Покажу его в Аиде.»

Что-то понял наш гонец:

«Тварь живую не обидел

бог природы, бог-отец.

Научил себя забыть,

жить взахлеб.

Любить?

Любить!»

* В царстве Аида был свой садовник

Притяжение пространства

С высокой горки мальчуган бросает гальку

в просторный, светлый пруд.

Комочек в солнечном луче раскрутит сальто,

шлеп — по воде бегут,

расходятся круги все шире, дальше, дальше,

шевелится камыш

от добежавших волн в неслышном, робком вальсе,

ломает гладь и тишь.

Что камень! Птенчик у гнезда круги наводит,

а завтра — в небесах.

За тридевять земель птиц наших хороводы,

и там их голоса.

А человек? Взгляни: ты в центре лабиринта,

кругом — года, года.

Они осваивали мир земной, нам видны

селенья, города…

Зов дали дальней, притяжение пространства

так властны для людей.

Дай, Боже, дерзости бежать от постоянства

в объятья гор, морей,

любить вселенную до самых малых звезд,

на шар земной глядеть, поднявшись в полный рост.

Раздумья в год столетия русской революции

Если в юности не жаждешь революции, у тебя нет сердца. Если в зрелости веришь в революцию, у тебя нет разума.

/Вольтер (текст по памяти)/

Век революции российской созревает.

Живое племя рвется оценить,

Словно блудницу, дерзко раздевает,

распарывает швы за нитью нить.

Другие, оттолкнув, рядят в знамена,

с серпом и молотом корону тянут ввысь.

И над просторами привычно и знакомо

хор голосов, что вопли, понеслись.

История, как клякса, растеклася.

Считалось белым — кроют чернотой.

Из декабристов ни один не спасся.

И бывший грош идет как золотой.

Заведомых политиков реченья.

Простой народ вздыхает и молчит.

От послеперестроечного рвенья

что-то не меньше прежнего знобит.

Ткачиха славилась во всей округе.

Теперь охранница, ведь фабрики-то нет.

Завод скукожился, а старые заслуги