Недосказанность на придыхании

Ему нет дела ни до музыки, ни до присутствующих, ни даже до напитка: всё это он намеренно игнорирует и поглощён лишь только своей глубокой думой, которая по отсутствию какого-либо выражения чувств в глазах и пространственного в них взгляда, – окончательно неразрешима. К этому заключению он пришёл некоторое время назад, а поэтому на его лице уже нет отражения перенесённых боли, страдания, переживаний. Нет и надежды. Ничего нет. Кроме пустоты и одеревенелости, которые временно прерываются глубоким затягиванием очередной дозы никотина, загоняя его в лёгкие, чтобы тут же, тяжело, небольшим рывком, вернуть его назад, выдыхая увесистый груз дыма с обрубками и обломками, накопленного в Душе. Освободив себя от этого частичного бремени, и тем, словно немного облегчив Душу, он на мгновение будто просветляется, резко закидывает в рот и проглатывает некоторое содержимое стакана и даже озирается по сторонам, но всё это только на мгновение: тут же, видимо вспомнив всю человеческую тщету, он опускает голову и вновь печально возвращается к своим размышлениям.

Каждый раз, затягиваясь сигаретой, он прищуривается, словно всматривается вдаль, на горизонт своей Души, пытаясь получше разглядеть.

А я сижу чуть поодаль, одна, за маленьким столиком и, украдкой, сбоку, за ним наблюдаю … мне необходимо видеть лишь его профиль, а не фас … и, конечно, он ни в коем случае не должен меня подловить или даже почувствовать, даже спиной: он является объектом такого необычного интереса…

Бар полон всякого сброда: народ шумит, ржёт, галдит, стучит по столам, хлопает в ладоши, бряцает бокалами, стаканами .. постоянно кто-то проносится – промелькивает перед глазами, – но мне всё это безразлично, я ничего из всего этого не слышу и не замечаю. Я, также, как и объект моего обозрения – отсутствую: настолько он поглотил всё моё внимание, словно ласково обнял Душу и убаюкал.

Продолжая осматривать его, жалость с милосердием овладевают мною … Я едва ли сдерживаюсь, чтобы не подойти и не начать беседу с ним: успокоить, приласкать, приложить свою руку к его …

Расслабляясь до опасной черты, он настолько глубоко погружается в свой внутренний мир, что теряет ощущение реальности и представления своего местонахождения. Его здесь нет. Он и не замечает, что с него соскальзывают одна за другой маски и его Душа предстаёт … почти обнажённой … «Почти»: как если бы у рубашки расстегнули 5-6 пуговиц, а 2 последние – не тронули. Вот благодаря этим 2 пуговицах он остаётся прикрытым и защищённым, и только поэтому, Душа его обнажена не полностью … она по-прежнему настороже.

Находясь всего в нескольких метрах от него, я могу не только близко подойти к его внутреннего миру, но и дотронуться до его Души … потрогать её, вдохнуть … даже испробовать … но вот зайти в неё – этого мне уже не позволено: я так и остаюсь робко стоять у её дверей.

Хотела бы я узнать его мысли ? Нет. Это равносильно чтению чужих писем за спиной. И вот уж это он бы непременно заметил. Я и без того через меру нарушила его личное пространство: ещё немного, лишнего полувздоха и я причиню непоправимую гибельную травму, брошу грязью … вызову неприятные чувства в человеке …возможно даже его уход.

Оттого я едва ли дышу.

Уловил ли кто из этой разбубёной толпы, что я кого-то пристально изучаю ? Вряд ли: они все были настолько увлечены собой, своими друзьями, любовниками, визави, алкоголем, табаком …

Но тут мой «разглядываемый» внезапно возвращается в реальный мир и трансформируется:

В последний раз он торопливо и деловито затягивается окурком сигареты, нещадно тушит его, забивая в пепельницу, залпом закидывает в рот бурые остатки из стакана; уже вставая, достаёт бумажки из кармана, бегло с неприязненностью, отбирает их пальцами, небрежно бросает отобранные на стойку и – спешно выносится прочь уже с совершенно другими мыслями.

А я остаюсь … С болью в Сердце и бездонным сожалением, провожая его взглядом, который тщетно пытается его удержать.

От потрясения подмеченной мною сцены, я резко отвожу глаза и стыдливо их прячу, изображая неожиданный глубокий интерес к своему скромному ординарному бокалу вина. Прячу их от посторонних: дабы те не увидели в моих глазах то, что открылось моим.

Вы можете посмотреть иллюстрацию к моему пиьму: «Pub In Dublin», 1950s

Фотографа: Hans W Silvester

**********

Серафима, в личном сообщении:

Я собираюсь взять перерыв, Нассер. Простите за всю ту хренотень и словесную диарею, что я Вам пишу.

Нассер, в личном сообщении:

Не смей когда-либо извиняться за это ! И не уходи слишком надолго. Приходи обратно сказать «привет»

Серафима, в личном сообщении:

О, Боже ! Вы, вообще-то … можете … «отвечать» !?!

И … ну, это уже совершенно немыслимо и не правдоподобно – по-английски !?! Может, мне следует свалить отсюда – эдак на годик и Вы начнёте переводить хоть какие-то из Ваших текстов.