Недосказанность на придыхании

Утром я проснулась в каталептическую тишину и апокалиптическое безлюдье, окружённая лишь моими кошачьими питомцами. Ещё в кровати, я протянула руку к коробке, стоящей у самого изголовья и достала из неё одного из шести котят наугад, взгромоздив его за шкварник себе на грудь. Так, сидя под одеялом и умилительно его поглаживая, попеременно тыкая в его младенческий пух свой нос и щекоча им ноздри своего носа, я внезапно почувствовала, как что-то тёплое приятно побежало по моей груди вниз. Но, в следующую секунду, поняв что именно это тёплое так приятно «побежало» и сознавая, что воды у меня нет, с возгласами: «О Боже !!! Киска, ну что ты наделал, шибздик ты, противный !», я выпрыгнула из кровати, отряхиваясь и беспомощно причитая.

Нассер, я прожила поистине 5 уникальных и мне уже неповторимых дней. Такого никогда больше не будет. Впервые в жизни я поняла, что это такое есть на самом деле – «душевная свобода» … Была только я, мои кошаки, природа и больше никого на мили …и мили … Ни электричества, ни воды .. никакого шума, кроме птиц и ветра … я пела и танцевала посередине комнаты …

Я сегодня в полдень приехал грузовик и починил линию.

Я вышла к нему, чтобы поприветствовать, а он на меня ажнак ахнул и с нескрываемым подозрением брякнул мне в лицо: «А ты откуда такая взялась !?!», окинув тут же молниеносным взглядом мою хибарень, и тем ещё более усилив своё недоумение от моего здесь нахождения.

Оказывается, дороги были заблокированы полицией от возможного мародёрства в отсутствии хозяев, а у меня – никакого документа, свидетельствующему о законном проживании в этом доме.

Пришлось немедленно завести патефон очарования и начать восхитительно распевать, старательно имитируя невинность, простоту и не забыв, при этом, приплести и котят: для пущей убедительности.

И ведь поверил !

Интернет заработал почти тут же. Ещё немного и начнут подъезжать соседи.

У нас есть выражение: «Краткость – сестра таланта». На самом деле, это – слова из письма Антона Чехова к своему брату, которое он написал в 1887 году. Каждый раз, как берусь писать Вам очередное письмо, я напоминаю себе эти самые слова, но тут же, осекаюсь: поскольку «краткость» – не только не есть сестра моего таланта, но даже и не его троюродная племянница.

Мои слова к Вам жадно и неудержимо несутся.

––

Письмо #12

Серафима, анонимно:

Я обещала Вам историю. Помню. «Обещание есть обещание». Была такая телевизионная реклама “Allianz» в 1999 году, с маленькой девочкой и словами об обещаниях … : «Обещание есть обещание».

Невероятно, но я смогла найти её на youtube для Вас и размещу в блоге.

Я смотрела эту рекламу по нашему телевидению, весь вечер 7 Марта 1999 года, когда укладывала вещи в чемодан для моей поездки в США на следующее утро. Поездки, из которой я уже никогда не вернулась, хотя страстно обещала.

«Обещание есть обещание» …

А моё обещание было – рассказать Вам о медитации … или о моей забаве с курящими мужчинами …. Одной из «нескольких» …

Видите ли … я получаю удовольствие от наблюдения за ними, но не торопитесь закидывать меня в список извращенок и пошлячек, принимая меня за тех, кто подглядывают за полуобнажёнными на пляжах и тем возбуждаясь, – мастурбируют в кустах.

Мой, кажущийся с виду омерзительный интерес, обогащает мою Душу и носит характер эстетический.

Меня интересуют исключительно мужчины, ибо курящая женщина – всегда вульгарна, а та, которая нет – на фотографиях, видео, – она на самом деле, не курит, а лишь позирует за деньги.

Далеко не все курящие мужчины привлекают моё внимание, более того, – это должны быть курящие исключительно в определённых ситуациях.

Одна из этих «определённых ситуаций», это – когда мужчина одиноко сидит у стойки полу-сумрачного задымленного бара и непременно о чём-то отрешённо думает. Вот эта деталь: «отрешённо думает» – обязательное условие.

В одной его руке – стакан, а в другой – сигарета между пальцами. Топорно уставившись в одну точку, он сидит, ссутулившись и обмякнув, вдавив грудью в стойку, облокотившись на неё одним или двумя локтями и лишь изредка, по принуждению инстинкта, заторможено, как в замедленной съёмке, смыкает и размыкает веками глаза. Безразлично переводя, наконец, свой взгляд с безжизненной точки, он, чаще всего, рассматривает давно насмерть зазубренный типичный барный стакан: бестолково крутя его в пальцах, приподнимая угол и снова опуская, или равным образом потирая по одному и тому же месту большим пальцем руки.