Недоступная девственница

Пеннифезер ошарашенно смотрел на нее, в голове у него мелькали обрывки воспоминаний, на кончике языка вертелся вопрос. Он удивленно глядел по сторонам, словно пытаясь найти причину такого странного ее поведения.

А, вот в чем дело! Два этих негодяя, с которыми Модести разделалась в Калимбе. А беловолосая крошка, должно быть, та самая, о которой рассказывал Уилли. А вот и сам Уилли — тоже привязанный, только к стулу. Как-то странно все это: все сидят, ничего не говорят, не смотрят друг на друга. Господи, да что же произошло?! Похоже, Модести и Уилли попались. И все же, учитывая, какой это негодяй, счастье, что они живы. Почему Модести заставляет меня молчать, недоумевал Джайлз. Наверное, в этом есть определенный смысл. Невозможно же взять и вот так спросить Брюнеля, что он собирается делать. Ничего хорошего из этого не получится, а Брюнель может подумать, что его испугались. А вообще страшно. Но главное — не показывать вида, иначе Брюнель это поймет. Джайлз помнил, как порой его охватывал страх перед предстоящей операцией — например, в Калимбе, когда он не знал, с какой стороны подступиться к больной. Но главное, чтобы никто не видел этого. Даже ты сам. Если как следует поразмыслить, то теперешнее его положение напоминало страх перед новой операцией. Что ж, значит, все нормально.

Джайлз старательно изобразил зевоту и откинулся на спинку кресла. Он не собирался притворяться спящим и решил думать о чем-нибудь приятном. Эта девушка-альбинос. Очень миленькая. Правда, слишком худая, но зато хорошо одевается. Должно быть, очень хитрая, если сумела одурачить Уилли Гарвина. А так не скажешь. Похоже, она на грани нервного срыва. Слишком напряжена. Судя по всему, комплексует из-за своего альбинизма. Что говорят об этом медицинские справочники? О, отличная тема для размышлений, будет чем занять себя, довольно подумал Джайлз.

Двигатели самолета ровно гудели. Немного спустя Брюнель отложил книгу, извлек из подлокотника кресла миниатюрный микрофон и быстро произнес несколько фраз. Он говорил так тихо, что сидевший сравнительно близко Джайлз не разобрал ни слова — при этом ему показалось, что Брюнель говорит не по-французски. Он толкнул Модести, и она открыла глаза. Брюнель убрал микрофон и бросил взгляд в иллюминатор.

Модести посмотрела на Уилли: он был уже почти готов к заключительному этапу освобождения из смирительной рубашки. Она видела, что ткань натянута до предела. Уилли максимально использовал ее эластичность — это означало, что руки его плотно прижаты к грудной клетке, дышать в таком положении можно было лишь с величайшим трудом, но Уилли не подавал ни малейших признаков дискомфорта.

«Дакота» начала снижаться. Модести не знала расчетного времени полета, определить это было невозможно. Пока они находились в бессознательном состоянии, Брюнель должен был привезти их на летное поле, роль которого, судя по всему, выполняла какая-нибудь заброшенная шоссейная дорога. Наверное, на это ушло немало времени. Модести безошибочно ориентировалась в пространстве — лишь только она пришла в себя, инстинкт подсказал ей, что самолет еще не пересек границу Франции. Сейчас они приближались к южному побережью. Если конечный пункт назначения — Руанда, то придется как минимум дважды садиться для дозаправки. Пусть даже самолет оснащен дополнительными бензобаками. Но до Северной Африки можно было спокойно дотянуть на имеющемся топливе. И тем не менее, самолет снижался.

Они вошли в облака, и Брюнель снова что-то сказал в микрофон — самолет накренился и изменил курс. Теперь он поворачивал на восток. Хотя нет, машина продолжала разворачиваться, снижение закончилось. В дальнем иллюминаторе Модести видела бурые холмы и чередующиеся зеленые пятна полей. Потом внизу промелькнули деревушка и тонкая линия дороги. Справа виднелись горы с ослепительными снежными шапками на пиках. Прованс, южный массив Альп, определила Модести.

Может быть, снизу Брюнелю должны подать сигнал? Нет, посадка в этих местах исключена, ни одного ровного места, сплошные горы и нагромождения валунов. Самолет сделал крутой вираж, и ремни больно врезались в тело. Не выпуская из руки микрофон, Брюнель внимательно смотрел в правый иллюминатор. Лицо его было спокойно, как заброшенный дом. Он повернулся и кивнул вскочившему на ноги Адриану Чансу — тот быстро пробежал вдоль правого борта и, повозившись с замками, распахнул аварийный люк. Порыв ветра разметал его серебристые волосы.

Сейчас Модести видела, что к поясу Чанса пристегнут нейлоновый трос, другой конец которого крепился за скобу в его кресле. Она повернула голову — Жако уже стоял, от его кресла шел такой же трос безопасности. Он довольно ухмылялся. При виде этой улыбки по нервам Модести пробежал сигнал тревоги. В этот момент Брюнель повернулся и, стараясь перекричать рев двигателей, обратился непосредственно к Модести:

— Гарвину пора выходить.

В глазах у нее потемнело.

— Что?.. — услышала она срывающийся голос Джайлза.