Недоучка

Дед лежал на спине, вытянувшись у обочины. Почему-то сейчас он показался Сергею щуплым. Припорошенные пылью черные пятна крови, пропитавшие одежду в районе страшной открытой раны на груди, широко расползлись. Носки ног в высоких сапогах с широкими голенищами, поверху собранными ремешком под пряжку, разведены в стороны, свалились в кювет.

«Как же это?.. А, дед? Столько раз подобные проблемы решал и оставался в живых. А здесь…»

Пусто. Тихо.

Поднимаясь на ноги, он сбросил с колен кошель, не заморочился этим. Подошел к мертвому наставнику. Заговорил с ним, как с живым:

– Спасибо тебе, дед, спас ты меня. За науку спасибо, хоть и не доучил, как хотел. Вовек тебя не забуду.

Прикрыл глаза наставнику, боевому товарищу и просто родному человеку, который за короткое время заложил в него больше жизненных ценностей, чем оба родителя и то общество, в котором Сергей формировался как личность.

А дождь все накрапывал, и было непонятно, то ли это морось на щеках Рязанцева, то ли он плачет, только плечи его тряслись в безмолвной тишине.

Усадьба, теперь уже не Лутонина

Возвращение домой было тяжелым. Нет, не в физическом смысле – в моральном. Долгий переход на лодке по воде и такое же долгое возвращение по суше на телеге. Молчаливый Нехода, загребая веслом, направлял лодку против течения. Частенько отрывая взгляд от речной протоки, бросал его на сверток из грубой ткани, уложенный на носу.

В полотне был завернут Лутоня. Дед! Только сейчас, оставшись одиноким в этом чужом для него мире, Сергей почувствовал накопившуюся усталость и грусть, от которой хотелось волком выть.

Один! Он вновь один! Раньше как-то не шло на ум, что такое может случиться. Что за каких-то восемь месяцев, при всей этой каторжной кутерьме с учебой, получением знаний о потустороннем и запредельном, при выволочках и напрягах, наставник станет ему роднее отца и матери. В голове не укладывается тот факт, что его больше нет.

Когда добрались до места, Сергей сам снял с телеги тело старика и под молчаливыми взглядами местных сельчан, доставивших его и скорбный груз в усадьбу, отнес его под навес и там положил на верстак, на котором обычно проводили чистку оружия. Встал рядом, неосознанным, невидящим, бездонным взглядом уставился в приоткрытое лицо покойника.

Промелькнула мысль: «Что дальше?» А в голове какой-то ветер гонял туман мыслей, из обрывков которых нельзя было составить ответ на свой вопрос.

На плечо мягко, с особой аккуратностью легла ладонь, заставив Сергея очнуться. Это возница, Драгон, напомнил о себе, спросил приглушенным голосом:

– Так мы поедем?

Сергей кивнул в ответ, молвил:

– Езжайте.

Когда телега с обоими сельчанами отчалила, оставив у ворот пожитки пассажира, вышла Млава. Человекоподобный робот, взглянув на покойника, грусти особой не проявил. Согласно заложенной программе, девушка-домохозяйка защебетала:

– Долго же вас не было. Я ужин приготовила. Разогревать?

Он отрицательно помотал головой, отказался:

– Не нужно. Есть не хочу. Ты это… Млава… Деда похоронить нужно. Как это правильно по местным обычаям сделать?

– Это просто. Я все приготовлю. Когда хоронить?

– Завтра.

– Ну, иди отдыхать. Умаялся ведь за дорогу?

– Деда жалко!

– Жалко-жалко. Еще какие пожелания будут?

– Нет.

– Иди уже, мне до темноты скорбную краду успеть приготовить нужно.

В ночь перед похоронами Сергей видел сон. В кошмаре приснился зверь, с которым он сцепился не на жизнь, а на смерть. Проснувшись, не мог толком вспомнить: победил, нет?

Хоронил деда в одиночестве: не считать же бездушную девку за человека. Спасибо и на том, что все как положено приготовила. Крада – это, оказывается, особым образом сложенная поленница дров, обработанных горючим спецсоставом. Если разобраться, то по-земному это обычная кремация умершего человека.

Поданным Млавой факелом поджег дрова. Отступив, наблюдал, как занявшееся пламя подходит к возложенному по центру одетому во все чистое телу деда. Лучи рассветного солнца упали на щеку мертвого Лу-тони. Сергей представил, что это загорается его кожа, и сердце охватила безудержная пляска.

Уже целый час полыхает огромный костер. Красными стрекозами взлетают в небо угольки. Когда горит человеческое тело, то чадит и пахнет плотью, заставляя горло с непривычки першить.

Стояли оба и молчали.

В какой-то момент жар стал нестерпимым. Рязанцев попятился от костра, прикрыв лицо рукавом кафтана. Отвернулся, заметив, как уже порядком обугленный труп скрючило. Костер все не гаснет. Почудилось, что именно сейчас это его прошлое сгорает в пламени, поглощающем дедову плоть, а вместе с нею и подлинную частичку Сергея.

Подошедшая вплотную Млава заговорила:

– Не слишком печалься, о себе подумай. Это ремесло было делом всей жизни…

Он отшатнулся. Что за черт? Ведь она с ним голосом деда говорит! Или?.. Не может быть!

– …Дальше в этом мире тебе хода нет! Попробуй выбраться к себе, если не передумал.