Недра России. Власть, нефть и культура после социализма

Пробурив скважину до уровня, на котором ожидали найти калийные соли, и не достигнув нужных результатов, Преображенский и его команда двинулись глубже – как в исследовательских целях, так и для проверки износостойкости своего оборудования [Курбатова, Сафрошенко 2006: 84]. 16 апреля нефть извлекли на поверхность из скважины глубиной 328 метров. 5 мая в газете «Правда» появилась публикация об «огромных перспективах нового нефтеносного района», 7 мая Верховный совет народного хозяйства (ВСНХ) отметил огромную значимость открытия нефти в регионе, где располагались важнейшие металлургические заводы, а 18 мая он распорядился создать «Уралнефтьбюро» для руководства работами по разведке нефтяных месторождений Урала [Биккель, Федотова, Юзифович 2009: 25–26].

Нефть, найденная в Верхнечусовских Городках, была первой в мире полностью социалистической нефтью: обнаруженной, разработанной в социалистическом государстве и пропущенной через ряд политических, экономических, социальных и культурных структур, радикально отличавшихся от структур капиталистических нефтяных регионов Техаса и Оклахомы в Соединенных Штатах, территории озера Маракайбо в западной части Венесуэлы и, по сути, всех прочих нефтеносных районов, открытых к тому моменту[39]. Советский Союз, конечно, унаследовал огромные нефтяные месторождения Баку и Грозного, которые были разработаны в дореволюционный период [Tolf 1976], но нефть только что открытого Волго-Уральского нефтеносного бассейна питала первый в мире нефтеносный район, оборудованный с нуля в условиях социалистической политической экономии и социалистического социокультурного строительства[40]. Быстрые действия ВСНХ после открытия, сделанного Преображенским, показывают, что нефти придавали огромное значение для социалистического проекта в целом. Без нефти в Советском Союзе не могли бы реализоваться ни знаковые преобразования коллективизации и индустриализации, ни наращивание военной мощи, ни, десятилетия спустя, его экспансионистские цели в Восточной Европе (где было мало собственных нефтяных ресурсов). Л. М. Каганович, заместитель Сталина и народный комиссар нефтяной промышленности с 1939 по 1940 год, так высказался об этом на XVIII съезде коммунистической партии в 1939 году: «Каждый понимает, что без нефти – нет и трактора. А раз нет трактора – нет хлеба, хлопка. Без нефти – нет автомобиля, нет авиации»[41].

Но, что бы ни говорил Каганович, самой примечательной особенностью социалистической нефти была ее незначительная роль по сравнению как с другими секторами экономики Советского Союза, так и с капиталистической нефтяной промышленностью. По сравнению с политическим влиянием техасских нефтяников и советской тяжелой промышленности, социалистические нефтедобывающие производственные объединения не имели большого влияния на региональные или государственные дела, особенно если они не составляли единственную промышленную отрасль региона, как в случае с Волго-Уральским нефтеносным бассейном. По сравнению с престижем и статусом образцово-показательного производства, доставшимися нефтяным поселкам Венесуэлы и советским заводам, нефтяники Пермского края были не в почете. Вспоминая, какого мнения о нефтедобывающей промышленности она придерживалась в советское время, одна моя знакомая, когда-то работавшая на престижном советском оружейном заводе в Перми, презрительно наморщила нос: «Нефтяник? Нефтяник? Это кто?» (Ее слова также ясно показывают, какое место занимала нефть в социальной и культурной истории Советского Союза и Восточной Европы до самого недавнего времени, даже несмотря на то, что целые библиотечные отделы наполнены исследованиями о во многом зависевших от нефти проектах коллективизации, индустриализации и милитаризации.)[42]