Недра России. Власть, нефть и культура после социализма

Случайное открытие нефти в Верхнечусовских Городках в 1929 году произошло за несколько месяцев до сталинского «великого перелома», положившего конец сосуществованию государственного капитализма новой экономической политики (НЭП) 1920-х годов и всесторонних усилий по построению социализма посредством коллективизации и индустриализации. Возможность открытия новых нефтяных месторождений вблизи центра региона, игравшего важную роль в планах индустриализации Советского Союза, – и далеко от нефтяных месторождений Кавказа, с их географической уязвимостью и сугубо капиталистической историей, – выглядела заманчивой, и потому пермская нефть немедленно появилась в лозунгах того времени. На политических митингах в Перми плакаты гласили: «Мы разбудим спящие недра!», а толпа размахивала маленькими бутылочками с образцами первой уральской нефти [Биккель, Федотова, Юзифович 2009:27]. Сам Сталин уделял большое внимание разработке нефти на Урале и имел обыкновение лично запрашивать информацию, чтобы убедиться, что разведка нефти в регионе получила все необходимое от плановиков из центра [Славкина 2007: 59]. Планы предусматривали постройку от сорока до восьмидесяти буровых скважин в течение года [Иголкин 2005: 132–133], а к 1930 году до Верхнечусовских Городков протянули железнодорожные линии – для быстрой доставки дополнительного бурового оборудования (кое-что даже заказывали в США) и вывоза добытой нефти на переработку. Свыше семисот специалистов по разведке и бурению нефтяных скважин были доставлены на Урал из Баку и Грозного, в том числе ряд наиболее опытных нефтяников и высокопоставленных членов партии, благодаря чему число сотрудников во вновь образованном тресте «Уралнефть» превысило три тысячи [Маркелова 2004; Воробьев 2000]. Некоторые из них сосредоточили свои усилия на бурении дополнительных скважин на уже открытом месторождении в Верхнечусовских Городках и рядом с ним, и к 1932 году число скважин там возросло до пятидесяти. Другие разделились на десятки бригад, чтобы искать нефть на всей территории между Волгой и Камой. Новый нефтедобывающий регион также получил свой первый план из Москвы: пять миллионов тонн нефти к концу первой пятилетки – к 1933 году [Гашева, Михайлюк 1999: 11–14].

Эта цифра изначально была чересчур оптимистичной и фактически приближалась к плановой задаче для месторождений в Грозном, работа которых была давно налажена. Большая цифра, вероятно, была связана не только с амбициями государства, но и с региональными закулисными махинациями. Руководители уральской экономики хотели победить в борьбе за государственные инвестиции и превзойти другие горно-металлургические регионы (особенно Украину), но переоценили свои возможности – особенно во время первой пятилетки [Harris 1999]. План сорвался сразу же, как только выяснилось, что месторождение в Верхнечусовских Городках неглубокое, давление в нем невелико, а нефть низкого качества. В самый продуктивный 1933 год здесь добыли только пятнадцать тысяч тонн, и с тех пор добыча неуклонно снижалась, пока месторождение не забросили навсегда в 1945 году. В начале 1930-х годов к югу от Перми было обнаружено еще несколько небольших месторождений нефти, но существовали очень большие сомнения в том, что Уральский бассейн действительно станет основным нефтедобывающим регионом, как предсказывали некоторые геологи. Новая надежда затеплилась в июле 1934 года, когда телеграфные провода раскалились из-за данных о еще одном случайном открытии – на сей раз в городе Краснокамске, в пятидесяти километрах к западу от Перми, где при бурении артезианской скважины для обслуживания новой бумажной фабрики наткнулись на нефть на глубине 190 метров. Как и в случае с Верхнечусовскими Городками, город немедленно наводнили специалисты с новым оборудованием, причем буровые бригады часто размещались во временных бараках или в домах крестьянских семей на окраинах.