Недра России. Власть, нефть и культура после социализма

Государственный план был завышенным. Но изменить государственный план мы не могли, он имел силу закона. Единственное, что можно было, это установить задание ниже плана, чтобы оценивать все, в том числе премии работникам, по отношению к заданию. Но для этого требовалось разрешение Совета Министров СССР. <…> Я три дня находился в Совете Министров. Мне сказали: «Вам дается пять строк, чтобы изложить суть дела». И мое творчество закончилось предложением, которое вошло в постановление Совета Министров СССР: «В связи с неподтверждением запасов нефти разрешить Госплану и Министерству нефтяной промышленности СССР установить производственному объединению “Пермнефть” задание ниже государственного плана по добыче нефти». Так в конце пятилетки нефтяники выполняли не план, а задание [Курбатова, Сафрошенко 2006: 431].

Таким образом, дефицит нефти в социалистическом контексте создавали миллионы повседневных взаимодействий в рамках централизованного планирования. Эти взаимодействия были системными, и из-за необходимости находить и пускать в оборот нефть и нефтепродукты возникали крупные внутри– и межотраслевые цепочки обмена. Это была знаменитая «теневая экономика» социализма, в которой товары и услуги любого рода по длинным и сложным цепочкам связей распределялись среди друзей, знакомых и деловых партнеров. Все, что я здесь описал, – от различных махинаций, связанных с увеличением количества пробуренных метров (без учета производительности получаемых скважин), до тонких различий между невыполнением плана и невыполнением задания – капиталисту представляется не просто неэффективным, но и прямо-таки порочным. Но с точки зрения советских плановиков времен борьбы за нефть конца 1920-х и 1930-х годов, не менее непостижимым выглядело бы использование сил Национальной гвардии Техаса для прекращения оттока сырой нефти с нефтяных месторождений Восточного Техаса. Как капиталистический, так и социалистический нефтяные комплексы середины XX века создавали относительный дефицит нефти, но делали это по-разному.

Нефть и распределительная власть

Все эти махинации с планами, «заначки» и сверхплановые работы со всей очевидностью показывают, что советская государственно-партийная власть не имела вертикального «тоталитарного» контроля над экономикой. Поэтому необходим другой способ осмысления государственно-партийной власти и влияния, которое она оказывала на советский нефтяной комплекс. Опираясь на результаты нескольких дискуссий о практике работы социалистических систем, Кэтрин Вердери [Verdery 1991: 74–83] приходит к выводу, что центральной движущей силой социалистической политической и экономической организации являлась максимизация возможности перераспределения[53]. Она называет это «распределительной властью» и отличает как от стремления максимизировать прибыль (характерного для капиталистических систем), так и от простого желания максимизировать количество контролируемых ресурсов. Область распределительной власти была основной территорией борьбы в социалистических обществах – как внутри самого аппарата планирования, поскольку плановики и руководители предприятий на разных уровнях и в разных секторах стремились завладеть большей по сравнению с другими распределительной властью, так и между партийным государством в целом и его гражданами, зачастую выражавшими недовольство по поводу того, что им при распределении выделяется недостаточно.