Недруг

Подцепив край пластыря, я медленно сдираю его. Не тороплюсь, снимаю все четыре полоски. Кидаю их на пол. Провожу рукой по коже плеча. Она гладкая. Шрама нет. Никаких признаков травмы. На коже ни пятнышка. Никаких швов. Никаких следов.

Терренс же мне и сказал. Это был он, я точно помню. На следующий день, когда я очнулся. Он сказал мне, что доктор сделал «небольшую операцию». Что это за операция, от которой даже шрама не остается? Если не было пореза, зачем крепить повязку?

Раздается стук в дверь. Я наступаю на повязку, которая валяется на полу.

Кто там? Кричу я.

– Это я, – говорит Грета.

Она приоткрывает дверь.

– Ты закончил? Сидишь тут целую вечность.

Я принимал душ, говорю я. Ты уже ложишься?

– Да. Зайдешь пожелать мне спокойной ночи?

Конечно, говорю я. Загляну.

Я закрываю за ней дверь. Затем возвращаюсь к зеркалу и долго стою, глядя на плечо, спину, шею, руки. Датчики, которые собирают данные, все еще на месте.

Не знаю, как долго я так стою. Стою, пока не насмотрюсь. Пока полностью не высохну. Мое полотенце висит на крючке двери.

* * *

Я открываю дверь в нашу спальню. Грета лежит в постели. Она встает, но ничего не говорит. Закрывает за мной дверь, берет меня за руку и ведет к кровати. Она снимает с меня рубашку и кидает ее на пол. Стягивает с меня шорты. Укладывает меня на кровать. Снимает свою футболку, потом шорты. Стягивает нижнее белье, оно съезжает до лодыжек, и она сбрасывает его.

Она ложится на кровать рядом со мной. Садится на меня сверху, седлает. Кладет руку себе между ног и насаживается на меня. Наклоняется вперед, хватает меня за запястья и кладет мои руки себе на спину. Я пытаюсь прикоснуться к ее лицу, но она пихает мои руки обратно, куда только что положила. Снова наклоняется вперед, кладет голову на матрас справа от меня. Упирается руками в стену над кроватью. Она стонет. Я тоже.

Так мы и продолжаем, пока она не скатывается с меня, тяжело дыша.

Мы не целовались.

Она лежит на спине и смотрит в потолок.

– Почему люди остаются вместе? – спрашивает она через несколько минут.

В смысле в долгосрочных отношениях?

– В браке, – уточняет она.

Потому что любят друг друга, потому что выбрали друг друга. Взаимоподдержка. Брак дает ощущение комфорта, безопасности.

– Нет. Люди решают быть вместе, потому что этого от них ждут, потому что других вариантов они не знают. Они пытаются работать над отношениями, терпят и в конечном итоге живут как будто под моральным наркозом. Живут, но ничего не чувствуют. И чем больше я об этом думаю, тем больше мне кажется, что нет ничего хуже такой жизни. Отчужденной, неизменной. Такая жизнь безнравственна.

Я чувствую, думаю я. И отчуждения у меня нет.

Брак – тяжелый труд, говорю я. Надо прилагать много усилий, чтобы жить долгое время с другим человеком. Нельзя просто сдаться, когда тебе тяжело.

Она перекатывается на бок.

– Я знаю, ты веришь в свои слова. В принципе, может, ты и прав. Но я не про, что надо сдаваться, когда тяжело. А о том, как нам приходится держаться за то, что давно прогнило.

Что давно прогнило, повторяю я про себя.

Надеюсь, это не намек на наши отношения, говорю я. Очень на это надеюсь. Тебе ведь понравилось, чем мы только что занимались?

Она касается моей руки.

– Об этом можешь не беспокоиться. Все было прекрасно. Все прошло как надо.

Грета, в последнее время я чувствую к тебе что-то настоящее. Что-то новое и невероятное. Не могу даже описать.

Она кладет руку мне на живот.

– Попробуй, – предлагает она. – На что это чувство похоже?

В мире так много всего, Грета, так много предметов, вещей и людей. Те же цветущие поля канолы и все, что в них обитает. Зерно на заводе. Или город и все, что там есть – магазины, квартиры, машины. Все эти экраны у людей. Вообще всего, любого объекта, который ты можешь себе представить, слишком много. Но ты одна такая, и это чудо.

Она ничего не говорит, придвигается ближе и обнимает меня за талию. Затем наклоняется и целует мою обнаженную грудь. И лежит, прижавшись ко мне. Я закрываю глаза. Хочу отпечатать этот момент в памяти и вспоминать его, когда улечу.

– Прошлой ночью мне приснился кошмар, – говорит она пару минут спустя. – Очень реалистичный. И ужасный. Мне с самого начала было страшно. Я знала, что это сон. У меня было осознанное сновидение: я могла делать все, что хотела, вроде как могла все контролировать, но легче от этого не стало. Я находилась в большой комнате. Видела стены, границы, но еще знала, что комната бесконечная. Я была в безграничном пространстве, но никуда не могла пойти.

Ужас какой, говорю я.

– И самое худшее – я хочу, чтобы ты это понял, – я была не одна. Самое ужасное – я была там не одна.

* * *

Они оба спят. Грета и Терренс. И мне бы стоило. Не знаю, сколько времени, но уже поздно. Стоит глубокая ночь. Но я не устал. В доме тихо. Но не бесшумно. После того, как провел в кресле столько ночей, я понял, что ни один дом, даже в такое позднее время, не замолкает. Надо только прислушаться.